Он вспомнил другую церковь, далеко отсюда, в Македонии. В прошлом году он ездил в самый центр этой балканской страны, в город Велес: хотел выяснить, какие юридические препоны чинило государство тамошним евреям и прочим меньшинствам за все годы серьезных пертурбаций в двадцатом веке. Он зашел в Свети Пантелимон, собор Святого Пантелеймона, центральную православную церковь всей округи. Здание обветшало, явно нуждалось в средствах на ремонт. Стивен подошел к ящику для пожертвований и только собрался опустить туда двадцатидолларовую бумажку, как гид остановил его, даже перехватив запястье. «Спасибо, сэр, за доброе намерение, – сказал он Стивену, – но вы же не здесь молитесь. Вы не верите в этого бога, а значит, помочь не можете. Извините».
Стивен смирился и не протестовал.
Он все стоял тогда возле собора, глядя на внутренний дворик и боковой вход, – стоял, наслаждаясь идиллическим видом, с долиной Вардара далеко на заднем плане. Из боковой двери тогда тоже появились счастливые молодожены, разодетые в пух и прах, в сопровождении толпы друзей и свидетелей. До Стивена слабо доносился их смех. Едва они ушли, наполнив мир ликованием, с противоположной стороны показалась другая группа. Скорбная, печальная. Шли шестеро, пять мужчин и одна женщина, все в черном. Двое тащили носилки, на них лежал мертвец, прикрытый брезентом. Они медленно приблизились к боковой двери и пропали внутри. У него тогда возникло ощущение, будто все это – эпизод из оперы, из какой-нибудь «Сельской чести»,[8] например, – до того своевременно, как по сценарию, возник контраст между жизнью и смертью.
Настойчивый сигнал автомобиля пробудил Стивена от воспоминаний. В зеркале заднего обзора он увидел, что за ним впритык встала еще одна машина. Упрекнув себя в невнимательности, он поспешил двинуться дальше. На повороте к своему дому в Барском тупике он на мгновение увидел женщину за рулем той машины. Он узнал ее: миссис Пенелопа Хопкинс; правда, они лично не были знакомы.
Так случилось, что в этот же день, несколько позже, он снова встретил миссис Хопкинс, пока Шэрон в их библиотеке лежала в шезлонге с мокрым полотенцем на лице, страдая от очередной мигрени. На коленях у Шэрон уютно устроился Бинго. Стивен принес ей чашку «лапсанг сушонга». Приподнявшись на локте и отпив чаю, она попросила мужа отправиться в «Хиллз» купить хлеба.
Он брел по главной улице, залитой послеполуденным солнцем. Магазин все еще назывался «Хиллз», потому что когда-то его владельцем был Фредерик Хилл, бакалейщик, который в былые времена славился тем, что приставал ко всем молоденьким продавщицам, которые у него работали. Одна из них, Элис Лонгбридж, в конце концов вышла за него замуж. Дело давнее, оба уже умерли, и сейчас в магазине управлялись мистер и миссис Азиз. Сам мистер Азиз как раз сидел за кассой, отсчитывая сдачу Пенелопе Хопкинс. Вот у Сэма Азиза репутация в отношении молоденьких женщин безупречная – может, от того, что жена не спускала с него бдительного взора.
