Сопровождавшие его вздрогнули при виде крови, срубленных голов, исковерканных туловищ, развороченных внутренностей и бросились было обратно, но Сулла крикнул:
— Куда?
Остановились, взглянули на него. Лицо императора было равнодушно, а голос спокоен, когда он говорил с холодной жестокостью:
— Слава богам! Наконец-то я избавился от шайки разбойников, которая, посеяв смуту в республике, устремилась на Рим, чтобы разграбить его.
И, обернувшись к служителям, приказал:
— Тела бросить в Тибр, кровь засыпать песком!
В Риме начались убийства.
Первым делом Сулла стал мстить приверженцам Мария. По доносам, без судебного следствия, граждан убивали на улицах, в храмах, в домах; умерщвляли мужчин, женщин, детей. Принадлежность к популярам, сочувствие им, слово, сказанное против Суллы, сожаление о временах Мария и Цинны — всё это каралось смертью.
А император, окруженный сподвижниками, равнодушно смотрел на убийства, совершаемые любимым вольноотпущенником Хризогоном, на зверства Катилины, и кровь истязуемых квиритов не вызывала в нем жалости.
Катилина был молодой промотавшийся патриций. Он примкнул к Сулле тотчас же после вступления императора в Рим: приветствуя его на улице громким криком:«Vivat liberator patriae!»>[3]— он заслужил любезную улыбку Суллы и приглашение вечером на пиршество, где выказал себя преданным его слугою. Сильный, как атлет, он задушил тут же, на глазах императора, одного всадника, осмелившегося прекословить новому владыке Рима, и ударом кулака уложил на месте сенатора, отозвавшегося с похвалой о Марии. Сулла приблизил его к себе и поручил ему вылавливать марианцев.
Иногда император сам руководил налетами на их дома, сам рубил головы сенаторам, видным патрициям и всадникам. Багровый от гнева, с искривленным ртом, он кричал, работая мечом:
— Так наказывают боги моей рукой врагов отечества!
Однажды ветераны, рассыпавшись по улице, выволокли из одного дома женщину. Они глумились над ней, собираясь изнасиловать, а потом задушить, и крики их долетели до Суллы:
— Смотрите — это жена старого Мария! А, испугалась, подлая? Скоро мы твоего сынка повесим на городской стене!
Это был намек на Мария Младшего, запершегося в Пренесте.
«Жена Мария? Юлия?» — задумался Сулла и, растолкав разнузданных воинов, подошел к побелевшей от испуга Юлии и поклонился.
Ветераны разбежались. Почтение императора к вдове Мария удивило и испугало их.
Подбежал Хризогон и робко сказал:
— Прости, император, мы не знали…
