Он лежал, вдыхая запах цемента и боясь шевельнуться.
Внутренний голос вновь и вновь нашептывал ему, что надо бежать. Но этот внутренний голос никак не мог убедить его. Ведь он не предлагал ему ничего, кроме боли при малейшем движении.
«Сперва отдышусь, соберусь с силами. — Он смежил веки. — Только пару минут отдохну, а потом сделаю еще одну попытку».
Он провалился в беспамятство; сквозь туман видел падающие тела, искаженное лицо профессорши, потом возникло совиное лицо Брандау с круглыми стеклами очков. Появилось еще одно лицо. Серьезное и чем-то раздосадованное.
К картинкам присоединились голоса — они с агрессивным шипением отдавали приказания, хотя все казалось таким мирным.
Ему чудилось, что он парит. Боль несколько секунд была невыносимой. Он закричал, и пот прошиб его с такой силой, будто каждая пора превратилась в фонтанчик.
Сквозь пелену он видел Брандау у своего рюкзака. Брандау расстегнул застежки пластикового футляра и рылся в хлопчатобумажных платках, пока не отыскал «жучок».
Так вот в чем дело. А он и не заметил. Да и подумать бы такое не посмел про священника.
— Все взять: рюкзак, ключ от отеля, самого ублюдка тоже!
Крис понял. То был вовсе не сон.
Это происходило на самом деле.
Ватикан
Утро субботы
Монсеньор Тиццани неуверенно вошел в кабинет. Папа в своем кресле с высокой спинкой за огромным письменным столом совсем терялся. Тиццани остановился и устремил взгляд на узор светлых обоев за спиной у папы.
Он ждал, когда папа пригласит его приблизиться к столу. Тиццани сел напротив и ненадолго задержал взгляд на склянке с обломочком кости святого Петра. Может быть, символическое присутствие первого апостола придало ему сил, в которых так нуждался его истомленный дух.
— Монсеньор, у вас усталый вид.
— То особое задание, которое Ваше Святейшество препоручило мне, изнуряюще сказывается на нервах. — Тиццани слегка нагнул голову жестом смирения перед святым отцом.
— Мой секретарь сказал мне, что вы его очень торопили. Время не терпит? — Папа опустил глаза, читая текст, лежавший перед ним на столе.
— Я ведь должен обо всем докладывать без промедления… Генри Марвин звонил сегодня утром.
Папа задумчиво поднял голову.
— Марвин снова ходатайствует об ответе — в положительном смысле. Приближается его избрание префектом Преторианцев Священного Писания. Марвин говорит, у него есть доказательства кощунства… — Тиццани прервался. Дрожащие руки папы сложились как для молитвы. Совсем ненадолго, но этот жест не мог остаться незамеченным. И глаза его увлажнились. На какой-то момент Тиццани посетила безумная мысль. Неужто Марвин все-таки добился своего? Но как? Благодаря чему?
