Ладно, тогда я. Понятно, что есть разные проблемы с социальным капиталом, с доверием, с непонятностью насчет субъектов договора. Поскольку у нас уже были лекции про справедливость, я, не дожидаясь следующей лекции, хочу спросить (или выразить сомнение), хватает ли институционально-экономического инструментария и рассуждений, для того, чтобы обсуждать такие политические, исследовательские вопросы.
Аузан: Это, конечно, провокация. Вы меня вынуждаете сразу читать следующую лекцию, к которой, я предупредил, еще не вполне готов. Я ее планировал примерно на май.
Лейбин: Но и мне тоже тяжело…
Аузан: Тогда отвечу очень коротко. Да, есть.
<смех в зале>
Понимаете, по-моему, мы всегда совершаем одну и ту же ошибку. Мы совершаем много ошибок, но эту совершаем регулярно. Мы считаем, что то, что происходит с нами, никогда и ни с кем не происходило, и никто и никогда не обдумывал эту проблему не для нас, а для себя. На самом деле, книге Джона Роулза «Теория справедливости» уже лет 30, наверно. Дискуссиям вокруг модели Харшани, ну, может быть, лет на 20 меньше, по поводу применения критерия максимина и т. д. Поэтому я утверждаю, что инструментарий есть. Более того, он использовался в решении задач, но, конечно, не таких масштабных, как решаем мы. Потому что мы же, это мы! Большая страна с большой историей, с большой амбицией. Но инструментарий есть.
Евгений Тесленко: Я хотел бы уточнить по поводу идеи, которая, как вы сказали, обуревает умами нашего общества, некое восстановление империи. Поясню. Дело в том, что по роду деятельности мне приходилось довольно часто проводить социологические опросы в регионах от Москвы до самых до окраин, в том числе в Москве. Небольшой разброс есть, когда начинаешь смотреть, при каком строе вы хотели бы жить, в какой период, в какой стране, были разные типы опросников. Не такой уж большой процент стремится к реставрации, причем, когда начинаешь уточнять референтным путем или еще как-то, выясняется, что с желанием вернуться в брежневский, сталинский периоды или вообще к чему-то такому, что несет в себе этот момент имперскости, на самом деле раскладывается либо на то понимание, что империя обладает неким внутренним порядком, который опять же апеллирует к справедливости, либо еще к каким-то внутренним критериям. Но империя как территориальное понимание, республики, братские народы, старший брат и т. д. — это практически не присутствует, очень малая доля. Можно поподробнее?
