Я заиграла опять, но мои пальцы потеряли уверенность, и полился целый каскад неверных нот. Там было верхнее соль, и снова Ричард не взял его. Три раза мы пытались пройти этот момент, и с каждым разом получалось все хуже и хуже. Ричард даже забыл рассердиться и только смотрел на меня в замешательстве. Затем отвернулся и уставился в окно.
— Кажется, у меня ничего не получается, — недоуменно протянул он.
Он вышел из комнаты и стал подниматься к себе.
Эти медленные шаги не имели ничего общего с обычной походкой. Я слышала, как он пытается повторить музыкальную фразу, и снова у него ничего не получалось. Его дар, редкий дар, уходил от него.
После обеда, когда мы все сидели в гостиной, Ричард подошел ко мне и уверенно сказал:
— Я бы хотел попытаться опять, Джулия. Ну, спеть ту арию, что у меня не получилась утром. Сейчас все будет в порядке!
Я открыла фортепиано и установила пюпитр. Пальцы плохо слушались меня, и я довольно скверно отыграла вступление.
— В чем дело, Джулия?.. — мама, нахмурившись, подняла голову.
Ричард, сидя у окна, набрал полную грудь воздуха и… сфальшивил. Затем снова… И опять…
Мои руки упали с клавиш, я даже не знала, что мне сказать или сделать. Еще секунду назад великолепный голос Ричарда был здесь, а сейчас он сипит так, будто искупался в водах Фенни.
Ричард в полном изумлении взглянул сначала на меня, потом на маму.
— У тебя ломается голос, Ричард, — улыбаясь, успокоила она его. — Ты становишься мужчиной.
Ричард явно не понимал, в чем дело.
— Конечно, рановато, — продолжала она. — Тебе ведь только одиннадцать. Но твой голос определенно ломается. Теперь ты не сможешь петь партии сопрано.
— Его голос станет низким? — мне даже не приходил в голову такой поворот событий. Золотой голос Ричарда казался мне неотъемлемой частью его самого, и, судя по его ошарашенному виду, сам он думал точно так же.
— Конечно, — улыбнулась мама. — Ведь не поют же мужчины вместе с мальчиками в церковном хоре.
— Но что же я буду петь? — казалось, он готов заплакать. Его голубые глаза стали совсем темными от огорчения. — Что же я буду петь?
— Партии тенора, — ровно ответила мама. — А партии сопрано будут принадлежать Джулии.
— Кому? Джулии? — Ричард словно выплюнул мое имя в гневе. — Да она поет как ворона. Она не может петь сопрано!
Мама нахмурилась, услышав его слова, но осталась спокойной.
— Тише, тише, Ричард. Я согласна, ни у кого из нас нет твоего чудесного дара. Но пение тенором тоже может доставить много радости. Твой дядя, папа Джулии, пел тенором, и у нас выходили чудесные дуэты. Я поищу ноты для новых партий в Хаверинг Холле.
