Сказав это, дедушка повернулся ко мне, игриво, как-то по-мальчишески ткнул пальцем меня в живот.
— А молодому рабочему классу, — прибавил он при этом, — надо больше спать и сил набираться…
— Значит, они и музыку исполняют? — спросил я.
— Ещё как, — поднял дедушка голову. — На всю округу… Я думал, что и вам здесь слышно было… Одним словом — полный порядок! Работа сделана!
Отмечали как раз День Победы. Это особый праздник, потому что в нём каждый раз, словно хмель с мятою, переплетаются радость и печаль.
Когда на центральной улице собираются люди или на главной площади состоится гулянье лица горожан беззаботно веселы. Но когда кладут в тот день венки и цветы на могилы павших, склоняются в тишине флаги, холодок грусти обволакивает человеческие сердца. Как жаль, как невыразимо больно, что погибших героев сегодня нет среди живых!
В тот год для нас с Лёнчиком этот день тоже был памятным. В старом монастыре как раз открывали музейный городок, и на праздник наш «Глобус» пригласил Вилли Кюнте с мамой.
Я не успел вам сказать, что внизу на высокой колокольне прикрепили мемориальную доску. Открытие её должно было состояться сегодня, и всем «глобусятам» (так нас, членов клуба интернациональной дружбы, называли взрослые) хотелось, чтобы это случилось в присутствии нашего немецкого друга.
Но, может, больше всех мечтали об этом Лёнчик и я. Вилли Кюнте прибыл перед самым праздником. Ему хотелось сразу же пойти к колокольне, где погиб его папа, но мы отложили это посещение до следующего дня.
После парада в центре города многие горожане пошли в музейный городок.
Стояла прекрасная весенняя пора. Каштаны на улицах выставили зелёные торжественные подсвечники; ослепительные соцветия у них, словно тончайшей работы свечки, горели бледно-красным огнём. В садах цвела вишня. Плакучие ивы надели махровые серёжки, и в воздухе, напоённом медовым духом весны, гудели пчёлы.
На широком подворье над шумливым многолюдьем пылали знамёна, а на снегах пионерских рубашек пламенели отблески их — жаринки галстуков.
Мемориальную доску на колокольне пока что прикрывало белое шёлковое полотнище, и весенний лёгкий ветерок слегка шевелил его.
Людское разноголосье, пионерские песни сразу стихли — чеканным шагом прошла воинская часть.
Вскоре фанфары оповестили о начале митинга.
Вилли Кюнте был очень взволнован, потому что много говорилось о его папе. Я видел, как у нашего немецкого друга за стёклышками очков блестели глаза и щёки горели румянцем. Его мама, которая стояла на шаг сзади него, уже седая, но ещё стройная и подтянутая женщина, мяла в руках платочек и время от времени каким-то нервным движением подносила его к лицу.
