— Когда я ем, — говорит она, — меня укачивает меньше.
Справа, у двери, сидит пожилой еврей в бейсболке, его жена — на заднем сиденье. Они едят, но меньше. Потому что жена в промежутках спит, а муж привстаёт с кресла и следит через головы семейства и водителей за дорогой. Поднося к глазам театральный бинокль. Иногда он оборачивается, будит жену и говорит что-то вроде: «Мухосрановку проехали». «Где это?», — говорит сонная жена. «Не знаю», — говорит муж. После диалога они что-нибудь съедают, и жена засыпает. Муж опять привстаёт и смотрит в бинокль. Чтобы через какие-нибудь полчаса снова разбудить жену и объявить: «Пятихатовку проехали». И опять жена спросит «где это», и опять муж скажет «не знаю», и опять они достанут что-нибудь из сумки и станут жевать.
При первом же резком торможении я почувствовал, что моё кресло не привинчено. Просто стоит на полу и всё. Какое-то время я балансировал на виражах, чтобы не завалиться вместе с креслом, потом подумал — чего ради я мучаюсь?
— У меня кресло не привинчено, — сказал я.
— Сейчас привинтим, — сказали водители, и автобус съехал с асфальта.
Один водитель лёг на землю, другой стал пропихивать в отверстия кресла и пола болты. А тот, что снизу, навинчивал на них гайки.
Тут я сообразил, что кресло моё приставное, лишнее. Эти ребята говорили, что в микроавтобусе семь мест. С моим креслом их было восемь. Теперь становилось ясно, почему они не дали мне купить билет в кассе — хотели получить всю его стоимость и не делиться с хозяевами своей фирмы.
Последние пассажиры садились в Киеве. Часа полтора мы ехали по городу, из конца в конец, водители постоянно звонили, объясняли, где находятся, и спрашивали, куда ехать дальше. Пока не въехали в какой-то двор. Двор ничем не отличался от моего. Такие же пяти- и девятиэтажки, такие же голые тополя, такая же разбитая дорога. Здесь к нам подсели двое — мать и сын. С собой они везли много больших клетчатых сумок. Часть из них водители запихнули под самую крышу в багажник, уже набитый битком точно такими же сумками, а из части соорудили баррикаду между мною и евреем с биноклем. Мы с кошкой оказались прижатыми к окну. А чтобы выйти из автобуса, я должен был выбраться из низкого кресла, высоко задрать ногу, перебросить её через сумки, затем перетащить через них вторую ногу. При этом держа на руках кошку. Так что выходил я редко. В основном на таможнях. Правда, на украинской таможне я тоже не выходил. И никто не выходил.
