фиников, окка фиников покупал и Ратибе. Часто я угощал ее белыми булочками. Моя мать любила Ратибу и с еще большим нетерпением, чем я, ждала того дня, когда женит меня на ней…
— Слушаюсь, господин судья… я буду краток… И вот Ратибе исполнилось шестнадцать. Аллах оказал мне милость, и я стал шофером в транспортной компании, ездил на грузовике из Каира в Саид. Контора эта находится на улице Аль-Азхар. Я женился. Ратиба перешла в наш дом, а с нею и ее тетушка. Мы зажили так счастливо, что об этом до сих пор рассказывают в Баб аш-Шаарея. Меня тогда многие обвиняли в расточительстве. Они ведь не знали, сколько бы я ни тратил, все это было ничто по сравнению с моим счастьем, счастьем любви, господин судья!
Ратиба родила сына Фатхаллу и дочь Захру. Молитвами моей матери Аллах давал мне силы, и я стал самым известным шофером на грузовых линиях. Меня все звали уста[15] Фахми. Я, действительно, заслуживал такого обращения: за все время работы не получил ни одного замечания — в этом легко убедиться, заглянув в мое дело, — и ни разу не опоздал к назначенному сроку. Говорили, что я — сама точность, аккуратнее меня нет человека. Срок, который я устанавливал, был как судьба. Начальник конторы приказывает, например, прибыть в аль-Минию[16] к такому-то времени. Но я отвечаю, что это невозможно. Он настаивает: «Уста Фахми, клиент хочет, чтобы груз доставили ему в три часа». И тогда я говорю ему: «Господин Мунир, груз прибудет к клиенту в 3 часа 30 минут». И слово мое, как закон, как судьба. Своей точностью я прославился среди заказчиков, и они обычно требовали, чтобы доставку их грузов поручали мне. Я зарабатывал по два фунта с каждого рейса, а потом даже, слава Аллаху, и по три, в месяц это составляло не меньше восьмидесяти фунтов.
Так мы жили, пока вдруг не заболела Ратиба. Она всегда была здоровой и сильной, а тут вот заболела. На все воля Аллаха. И покатилась моя жизнь под уклон. Господин судья, я ведь был ей не только мужем, но и братом, и отцом. У нее же никого не осталось, кроме меня. Тетка и моя мать слишком стары, чтобы ухаживать за ней. Пришлось мне стать сиделкой. Взял в конторе отпуск, целыми днями ухаживал за ней, потом попросил второй… Приводил самых известных докторов. За визит платил два фунта, а иногда — и четыре. Консилиум обошелся в десять фунтов. Сбережения таяли на глазах. Но разве в деньгах дело, когда речь идет о здоровье любимой…
— Слушаюсь, господин судья, сейчас, сейчас… Поверьте, я плачу не для того, чтобы разжалобить вас. Нет, клянусь Аллахом… Извините, ваша милость, не могу не плакать, когда вспоминаю покойную…
