Для большинства советских дипломатов Пхеньян 1950-х гг. был просто очередным местом службы, причем далеко не самым престижным. С точки зрения карьерного роста, для советских дипломатов наиболее рациональной стратегией было избегать таких действий, которые могли бы поставить под угрозу перспективы их продвижения по службе и в идеале перевода в более престижное место.
Жизнь дипломатов в Северной Корее действительно была скучной и не слишком выгодной (по крайней мере, по сравнению с другими столицами). После налетов американской авиации в 1951–1953 гг. Пхеньян был практически уничтожен и представлял собой груды развалин. Экономическая ситуация оставляла желать лучшего: если у дипломатов и была валюта, они все равно не могли приобрести высококачественные товары, которых просто не было в пхеньянских магазинах. Действовавший внутри посольства магазин Востокинторга не отличался разнообразием товаров: так, когда в этот магазин «завезли» дамские чулки, для женского персонала посольства и член семей дипломатов в магазине была установлена норма «две пары в одни руки» (советник Лазарев тем не менее, воспользовавшись служебным положением, приобрел 12 пар — факт, который вызвал немалые пересуды в сов. колонии)[18]. Наверное, нашим читателям (кроме самых молодых) нет нужды объяснять, какое значение в СССР имел доступ к иностранной валюте и западным потребительским товарам. Многие дипломаты надеялись, что им со временем удастся покинуть столь унылое и скудное место, в котором они оказались по капризу судьбы и Управления кадров.
Конечно, и в те времена в посольстве работали также добросовестные, трудолюбивые и настойчивые дипломаты, которые стремились анализировать корейскую ситуацию и влиять на нее в интересах СССР (в этой связи можно упомянуть имена В. И. Пелишенко и особенно Е. Л. Титоренко, в несколько более поздние времена — В. П. Ткаченко), но в целом у советских чиновников были серьезные основания для того, чтобы проявлять острожность и, следовательно, оставаться пассивными. В конце концов каждому чиновнику хорошо известно, что шанс получить наказание за бездействие обычно меньше, чем риск нарваться на неприятности из-за неправильного действия.
Свой отпечаток на ситуацию в посольстве, равно как и на советско-корейские отношения в целом, накладывали также те стремительные и непредсказуемые перемены, которые происходили тогда в политике и в официальной идеологии Москвы. Сохранявшаяся в Кремле политическая нестабильность делала опасно неопределенной границу между «политически правильным» и «политически ошибочным», так что у советских дипломатов были все основания бояться, что те или иные действия, допустимые и даже похвальные сегодня, со временем могут быть расценены как неадекватные, неправильные, даже «преступные» (в конце концов со времен сталинского разгрома МИДа в 1936–1938 гг. тогда прошло всего лишь два десятилетия). Эти опасения были оправданы и понятны, но, без сомнения, они негативно влияли на поведение советских дипломатов и порою не давали им реагировать на быстро меняющуюся ситуацию в Корее.
