— Не беспокойтесь, дядюшка Ахрор, я постараюсь, — повторил я свое обещание, но уже далеко не таким уверенным тоном.
— Вы уж простите, что оторвал от дел, — немного успокоившись, сказал дядюшка Ахрор, — но у меня не было другого выхода. Вот если бы я мог сам писать! Читать еще полбеды, а писать, кроме пожеланий да приветов, ничего не получается. По правде говоря, мне и письмо-то нелегко писать. Лучше десять машин хлопка перетаскаю, чем одно письмо напишу.
Некоторое время шли молча. Вообще-то до дома директора промкомбината идти не так уж и далеко. И если пройти задами, то можно добраться минут за пятнадцать. Недаром мы чуть ли не каждый вечер вынуждены были услаждать свой слух звуками дойры и рубаба,[5] которые доносились со двора этого, по-видимому, весьма веселого и гостеприимного директора. Но если идти по главной улице, то путь длился более получаса.
— Может, следует сначала поговорить с этим директором, — заметил дядюшка Ахрор, когда мы уже подходили к дому. — Если хотите, можем пойти месте.
Я поблагодарил, но отказался.
Дома вместо долгожданного отдыха ожидал новый сюрприз. За моим письменным столом дедушка Зиё и моя дорогая жена трудились над заявлением.
Да, да, заявление, снова заявление! Поверите ли, стоит мне теперь увидеть на листке бумаги слово «заявление», как меня начинает бить нервная дрожь.
— Наконец-то ты пришел, мой хороший, милый, родной! Что так поздно? А мы здесь сидим с дедушкой и мучаемся, — обрушила на меня Ойша поток ласковых слов и, вскочив навстречу, потянула к столу. — Я так рада, что ты наконец пришел. Один удар молотка делает больше, чем сто ударов кулаком. Дедушка, мой муж мигом все сделает. Вот увидите, пока мы с вами выпьем по пиалушке чая, он напишет все, что надо. Верно, любимый?
— Да, конечно, — еле выдавил я из себя, с трудом изобразив на лице подобие улыбки.
Вы только подумайте! Человек едва успел прийти с работы, намаялся как собака, только думал отдохнуть, так его тащат по жаре куда-то к черту на кулички да еще навязывают непосильное задание. Но, оказывается, и этого мало. Теперь, пока другие будут спокойно попивать чай, он должен сидеть и писать какое-то заявление.
От чужих я не вижу беды,
Но терзает меня дорогая… —
замурлыкал я сквозь зубы.
— Что ты говоришь, милый?
— Ничего, просто я в восторге от твоего предложения.
Оказывается, дедушка Зиё решил написать еще одно заявление, на этот раз республиканским властям. Он жаловался на исполком горсовета. Исполком, не учитывая его заслуг в строительстве колхозов в тридцатых годах, не считаясь с тем, что он старик, пенсионер, решил построить в его дворе пивную. И он просит отменить решение исполкома — пусть строят все, что хотят, но только не пивную и не ресторан.
