Пирс сидел в кабинете доктора Фроствига, в доме № 13>1/>2 по Стагхорн-роуд. В Блэквуд-Бич многие дома носили дробные номера; вразумительного сему объяснения Пирсу так и не удалось найти. Стараясь не отстать от местных привычек и нравов, Пирс вывел масляной краской на своем почтовом ящике следующее:
Нижняя авеню, дом № 3,14159…
(После этого он заметил, что прохожие перестали бросать на него неодобрительные взгляды. Судя по всему, теперь его уже не считали чужаком.)
Кабинет Фроствига — темная неубранная комната, освещенная одной-единственной шестидесятиваттной лампочкой — целиком заполняли чучела всевозможных животных. Все они служили превосходным источником пищи для многочисленных поколений моли. В комнате не было такой ниши, в которой не нашлось бы хотя бы одного чучела. Сова навеки распростерла крылья над сервантом, уставленным чучелами мышей, застывших в самых комичных позах. По бескрайней равнине дивана подкрадывалась к незримой жертве лиса. В темном углу Пирс заметил очертания взрослой гориллы. И это была лишь часть «обитавшей» в доме Фроствига фауны.
Где-то сзади что-то грохнуло, и Пирс подскочил от неожиданности.
Фроствиг отошел от стола, столешницу которого он только что с таким грохотом захлопнул.
— Никак не могу отыскать чертов журнал, — объяснил хозяин кабинета — Впрочем, обойдусь и без него. Слава богу, я пока еще не впал в старческое слабоумие. Я прекрасно помню всех моих старых друзей, и профессор Рамада не исключение, даже если и я не могу подробно изложить суть его безумной теории.
— Спасибо вам за хлопоты, доктор, — поблагодарил старика Пирс.
Хозяин дома медленно опустился в кресло напротив гостя.
Фроствиг являл собой богатый набор костей и сухожилий, облаченных в мешковатую голубую рубашку, в пятнах от кислоты, и серые брюки. Он был совершенно лыс, а лицо его напоминало высохшее русло древней реки.
— Итак, мистер Зейсс. Что именно вы хотели бы узнать о профессоре Рамада и его дочери?
Пирс почувствовал себя крайне неловко при мысли о том, что ему сейчас придется признаться, как он тайком подглядывал за молодой обнаженной женщиной. Ухватившись, как за спасительную соломинку, за слова самого Фроствига, он наконец вымолвил:
— Я как-то слышал выступление профессора и решил узнать, чем он сейчас занимается. Он и его дочь.
Фроствиг посмотрел на Пирса так, будто перед ним сидел абсолютно прозрачный манекен, до предела набитый ложью. Однако скорее всего он решил, что намерения собеседника честны, потому что все-таки ответил Пирсу:
