— Я на это и не рассчитывала.
В эти минуты она с горечью думала о том, что, если потеряет компанию, может смело сменить профессию. Пойти, например, на сцену. За последние два дня ей приходилось изображать, причем весьма убедительно, довольную всем, послушную жену, в то время как внутри горел огонь противоборства и неповиновения.
— Вот и умница, — подозрительно ласково произнес муж.
И не успела она даже ойкнуть, как Леонардо резко наклонился и припал к ее приоткрытым губам, даря поцелуй, исполненный страсти.
— Увидимся позже, в нашей новой кровати, — довольный собой и своей шуткой произнес он.
Но получилось иначе. В полночь, на цыпочках прокравшись в спальню, измученная переживаниями последних дней Сузан погрузилась в сон, едва укрывшись простыней.
А когда проснулась утром следующего дня, единственным доказательством того, что она была в постели не одна, служил след, оставленный головой Леонардо на подушке.
Воскресенье мало чем отличалось от субботы, разве лишь тем, что они осматривали дом в другом пригороде Лондоне. На этот раз особняк сразу не понравился Сузан. Громоздкий, из красного кирпича, он напоминал постройки тридцатых годов. Планировка же вызвала у обоих гомерический хохот. Вечером они смотрели фильм, получивший в этом году несколько «Оскаров». Потом Сузан отправилась спать, а муж сказал, что сделает несколько звонков и поднимется в спальню чуть позже.
Облачившись в длинную ночную рубашку, она легла в постель и тут же уснула. Легкое дыхание у лица разбудило ее, и, открыв глаза, Сузан увидела обнаженного мужа, склонившегося над ней.
— Что ты делаешь? — сонно моргая, спросила она.
— Шшш… — прошептал Леонардо, поднимая простыню и ложась рядом. Не дав опомниться, он прижал Сузан к себе, поцеловал и пояснил: — Просто хочу обнять тебя.
— Но я…
— Знаю.
Он продолжал покрывать поцелуями ее шею, щеки, виски, волосы… Сузан не могла более сдерживаться и, приоткрыв рот, отдалась по власть жаркого поцелуя. Ласки становились все настойчивее, когда Леонардо неожиданно спросил:
— Что это за хламида на тебе?
Возбужденная нежными прикосновениями и мечтавшая о продолжении ласк, Сузан возмущенно воскликнула:
— Это настоящие брюссельские кружева, ручная работа, профан!
В ответ раздался оглушительный смех.
— Можешь смеяться, сколько хочешь, но это очень дорогая вещь, и…
— Уверен, она прекрасна, — сказал Леонардо, прижимая палец к ее губам. — Знаю, что сейчас тебе нездоровится. Но чуть позже, когда ты узнаешь меня получше и не будешь такой стеснительной, я научу тебя всем премудростям любви, о которых можно только мечтать.
