Проснувшись на следующее утро часов около девяти, он начал возвращаться в реальность. Вместо возбуждающих ночных содроганий он испытывал неприятную дрожь и глухую боль внизу живота; вместо обжигающего наслаждения – постоянную мучительную тошноту; вместо горечи сиреневой таблетки во рту – кошмарное жжение в желудке. Ради нескольких ярких мгновений придется терпеть день или два дня муки расплаты за ослепление от тщательно скрываемой вспышки.
Он встал и пошел варить кофе, если так можно назвать безвкусный коричневатый порошок, который он насыпал в кофеварку. С тех пор, как прервались связи с Америкой и Африкой, настоящий кофе стоил дороже золота.
Пусть во рту у него помойка, он все равно пойдет на следующее выступление к Жозефу. И не только из-за бабок: лучше уж отдать обрубок своей жизни в руки страдающих от фрустрации женщин, чем влачить дни, томясь от скуки и собственного скупердяйства.
Нажав на кнопку кофеварки, он разделся и внимательно изучил свое отражение в большом зеркале душевой. Ему стало жаль руки, ампутированной как раз чуть пониже локтя.
Стало жаль молодости.
Жаль войны.
– Ну, а этот тебя не устроит?
Пиб старался удержать на одном месте дуло тяжеленного маузера в трясущихся руках. Помощник легионеров курил сигарету, стоя в двадцати шагах от него. Он засунул берет под расшитый серебром погон на рубашке, и его преждевременная лысина, хотя и старательно прикрытая белобрысыми волосами, все же просвечивала. У него было по-детски круглое безусое лицо. Ему, наверно, не исполнилось и двадцати пяти лет. Из-за черной униформы казалось, что он – продолжение своей тени, той, что лежала на тротуаре, и той, которую закатное солнце растягивало по шероховатой стене заброшенной фабрики. Дуло его автомата высовывалось из-за правого плеча.
– Отмазался от армии, – прошептала Стеф. – Маменькин сыночек. Вообще-то, ему самое место быть на Восточном фронте.
Не более чем игра, сказала она пару часов назад. Можно ли верить тому, кто заявляет, что смерти нет?
Родители и учителя с детства учили Пиба, что жизнь – это дар Божий, что человек не может присвоить себе то, что ему не принадлежит. Правда, эти прекрасные слова не помешали легионерам архангела Михаила восстановить смертную казнь и убивать без разбору всех тех, кто не разделял их возвышенного взгляда на мир.
– Он скоро обернется, – пробормотала Стеф. – И этот парень не станет думать, стоит ли превращать нас в решето.
Ночь уже опускалась на прямые улицы города и на внутренние дворы. Пиб и Стеф потратили целый день в поисках потенциальной мишени. Булочки с шоколадом, купленные Стеф в заштатной булочной, застряли в желудке у Пиба. Ему не удалось их пропихнуть даже с помощью жуткого количества содовой, которую он пил прямо из горлышка, – они стибрили бутылку из супермаркета, напичканного, впрочем, камерами слежения. Если сейчас он не пройдет испытания, его назавтра же выставят из отряда «подонков», он должен будет сдать оружие и патроны декуриону и, совершенно беззащитный, окажется один на один с миром, полным зомби, камикадзе, бомжей и крыс. Остатки шоколада угрожающе подступили к горлу.
