— У меня жена и ребенок, их нужно обеспечить, а если учиться, то как же я их обеспечу?
— Ваша жена сможет тоже работать, а ребенка — в ясли.
— Я против того, чтобы жена работала. Ей и так хватит работы дома! Да и ясли…
— Так-то так, но, понимаете… Кто хочет жить, тот должен работать. Надо мириться с положением.
Мы просидели с ним до поздней ночи. Который был час, когда мы разошлись, я не знаю. Во всяком случае, уже возвратясь в свое купе я заметил, что начинало светать. Но заснуть мне не удавалось. Два разговора — с доктором и с начальником эшелона не выходили у меня из головы — буквально каждое слово этих разговоров. Все оборачивалось совсем не таким, каким оно представлялось во Франции. Я нисколько не боялся. Я только недоумевал. Я испытывал тревогу, но не страх.
Я был совершенно уверен, что пробью себе путь во что бы то ни стало. Но знал, что бороться придется крепко.
Жена еще спала, когда я поднялся и вышел из вагона. Шел мелкий дождь. Начальник эшелона, в плащ-палатке стоял поодаль и смотрел, как люди старались развести костры под дождем. Дым стлался лентами, низко, разъедал глаза. Я отправился на поиски дров. Найденные мною дрова были мокры, и на то, чтобы развести костер и сварить несколько картошек, мне понадобилось, по крайней мере, часа три. Я был весь черный от дыма, мокрый от дождя и злой, как сатана.
После так называемого обеда, сопровождавшегося теми же мучениями, что и завтрак, поехали дальше. Когда мы проезжали через город, виденный раньше издали, то узнали, что это был Галле. Начальник сказал, что мы двигаемся в Берлин, оттуда нас направят в Кенигсберг. Что с нами будет дальше, он не знал, так как должен был покинуть нас в Берлине.
До Берлина мы ехали почти два дня, и там наш начальник передал транспорт другому, пожелал нам счастливого пути и ушел. В Берлине мы простояли три дня. Наш поезд гоняли с одного запасного пути на другой. Почему-то случалось так, что маневрирование поезда начиналось именно тогда, когда пассажиры собирались сварить себе все той-же знаменитой каши или картошки, кстати сказать, без соли. Соли у нас не было вовсе. Все это страшно нервировало нас, и мы искренне обрадовались, когда на четвертые сутки двинулись дальше на восток.
Новый начальник — с ним я тоже познакомился — был на вид довольно симпатичным человеком. Не такой словоохотливый, как его предшественник, он однако больше заботился о вверенных ему людях. Раздобыл, например, хлеба, без которого мы совсем было захирели. Он впустил в свой вагон еще несколько женщин с детьми.
