Мир поднялся на нас войной. И они не называют нас Супостатом, ибо это наполнило бы нас плотью и кровью. Чтобы ударить в лицо, надо
видеть это лицо, чтобы сорвать маску, надо
видеть маску. Они воюют против нас тем, что притворяются – нет, уверяют друг друга, что нас нет. Это даже не война, а призрак войны. Уверовав в то, во что веруют эти неверующие, мы рассыплем свои кости во прах и развеем их по ветру.
Над столом прокатилась скорбная волна вздохов и испуганного бормотания: «Нет… Нет… Нет…»
– Не «нет», а «да», – сказал отец, поплотнее запахивая свой древний саван. – Когда-то война была совсем простой: на одной стороне христиане и мусульмане, на другой – мы. Пока они верили в свои учения и не верили в нас, мы обладали вполне ощутимой плотью. Мы знали, за что нам сражаться, чтобы выжить. Но теперь – в мире, наполненном воителями, которые не нападают, а равнодушно отворачиваются или просто проходят сквозь нас, которые даже не оспаривают наше существование как крайне сомнительное, – мы оказались безоружными. Еще одна приливная волна презрительного неверия, еще один губительный град небытия, и наступающий апокалипсис одним небрежным дуновением затушит наши свечи. Над миром пронесется нечто вроде пыльной бури, и нашей Семьи не станет. Она будет снесена одной простейшей фразой: «Вы не существуете, вы не существовали, вас никогда не было».
– Ах… А-а-а… Нет… – прошелестело над столом. – Нет, нет.
– Не так быстро, – попросил без устали строчивший Тимоти.
– Так в чем же состоит план военных действий?
– Простите?
– Ну, – сказала темная, невидимая приемная мать Тимоти Видимого, Тимоти, ярко освещенного, ясно различаемого, – ты развернул перед нами кошмарное очертание Армагеддона. Ты почти уничтожил нас словами. Теперь верни нам надежду. Мы знаем, с кем и с чем мы сражаемся. Но как нам победить? План контратаки, пожалуйста.
– Вот так уже лучше, – пробормотал Тимоти, без труда поспевавший за неспешными словами матери.
– Проблема в том, – вступил призрачный пассажир, – что люди должны поверить в нас до некоторой степени. Поверив в нас слишком уж истово, они тут же начнут затачивать колья и ковать молотки, вырезать распятия и шлифовать зеркала. Убедив их, мы пропали, не убедив – пропали. Как нам сражаться, не подавая вида, что сражаемся? Как проявить себя, не проявляясь излишне отчетливо? Как сказать людям, что мы не умерли, хотя и похоронены по всем правилам?
Темный отец тяжело задумался.
