Высокие башни Анримского замка показались только из-за последнего поворота, и сердце Дорда забилось сильнее. Он любил свой дом, любил дикие скалы, между которых несся бешенный ледяной Харог, любил засыпать и просыпаться под непрекращающийся шум водопада, над которым был переброшен бревенчатый пролет подъемного моста. Единственная дорога вела в замок именно по нему, и отец обычно шутил, что достаточно поднять мост, и никто никогда не сумеет захватить Анрим. И это была шутка, потому что захватывать Анрим никто и не собирался.
Дорданд вообще в последнее время начал догадываться, что отец именно потому и выбрал из всех королевских имений это герцогство, что на него не стал бы покушаться ни один безумец. Затратить неимоверные усилия на осаду и получить в итоге отдаленную от всех стратегических путей и доходных местностей каменную громаду не был готов ни один полководец.
Дорд помнил подслушанный в детстве разговор, когда дядя уговаривал отца принять под свою правление одну из южных, богатых и оживленных областей. Однако герцог Анримский в тот раз отшутился, заявив, что желает спать спокойно и иметь возможность в самом крайнем случае предоставить брату надежное убежище. Багрант тогда пылко объявил, что такого случая не будет… и юный Дорд был с ним полностью согласен.
А вот теперь был полностью согласен с отцом… и неимоверно сожалел, что никогда уже не будет возможности сказать это, глядя тому прямо в глаза. Ему и матери. Острая боль полоснула по сердцу и Дорд поторопился отправить ранящие воспоминания как можно дальше… в те неприкосновенные уголки памяти, где каждый хранит самые горькие и обидные моменты случившиеся в его жизни.
- И что ты так рано вернулся! - еще в воротах встретил Дорда недовольный голос Райта, - я немного не успел доесть слоеные пирожки с гусятиной…
Но в глазах кузена вперемешку с тревогой мелькала искрометная радость, наполняя сердце герцога теплом. И даже назойливые, тяжелые мысли о предстоящих смотринах отступили, растаяли в сиянии радостных улыбок, встречающих Дорда на каждом шагу. В замке молодого хозяина любили и искренне жалели, шутка ли, в одночасье остаться сиротой!
Но вслух старались ничего не говорить, не след без конца бередить и так кровоточащую рану, зато стремились всячески угодить молодому хозяину. Да он и заслуживал, дай боги всякому таких хозяев! Никогда даже голос не повысил, во всех ссорах и жалобах разбирался лично и судил виновных по справедливости, но без жестокости.
