Но Джульет не сдавалась:
— Мы еще обсуждали деревья гингко. Говорили, что бывают мужские и женские особи.
— Как же, как же… — согласился Флитвуд и, прежде чем встретиться с ней глазами, бросил быстрый взгляд в зеркало за ее спиной.
Джульет припомнила, что разговор от деревьев перешел к женским и мужским особям в электросоединениях: папа — штепсель, мама — розетка, а потом и дальше. Необычная и запоминающаяся, на ее взгляд, беседа. Но она не сомневалась, что эта беседа осталась в памяти лишь у нее.
Флитвуд невольно чуть повысил голос, но в это время музыка стихла и Рут обернулась. Брови Флитвуда снова поползли вверх; он одобрительно улыбнулся, изящно махнув рукой Джульет, встал и поспешно вышел из репетиционной.
— Так-то лучше, — ядовито бросила Рут вслед худруку. Лишь немногие из танцовщиков осмелились улыбнуться такому проявлению творческой непокорности. А остальные начали многозначительно переглядываться. И еще Джульет заметила: сама Рут не поняла, какой эффект произвели на труппу ее слова. Она, как говорится, была человеком «не социальным». Плохо чувствовала отношение людей.
Джульет постаралась вникнуть в то, над чем билась ее подруга. Балет, как и книга, начинался на кладбище, где Пип встречался с беглым осужденным Абелем Мэгвичем. Вскоре на сцене появлялся кордебалет: несколько танцовщиков в роли участников рождественского застолья в доме Пипа, еще группа — в роли охотящихся за Мэгвичем солдат. Чтобы дать понять, как плохо относились к Пипу в доме его сестры миссис Джо, Рут привнесла в действие кое-какие комические эффекты, но Джульет заподозрила, что это и стало причиной провала. Были забавные моменты — например, пирующие танцевали вокруг стола и распределяли между собой с полдюжины апельсинов, но не давали дотронуться до них Пипу. Ребята демонстрировали ловкость рук (особенно тяжело приходилось Пипу, который делал вид, что пытается поймать апельсины, но не прерывал траектории их полета), однако в большинстве случаев юмор не работал. Он был слишком общим — диккенсовским, а не ренсвиковским. Рут следовало с меньшим пиететом относиться к своему соавтору. Придя к этому заключению, Джульет решила, что вправе обратиться к собственным проблемам. Книги сами не пишутся, строго напомнила она себе. И принялась придумывать, каким способом леди Портер устроит брак между своей племянницей и графом Саффилдом.
Во время следующего предписанного профсоюзом перерыва ей не удалось поделиться своими мыслями с Рут: в репетиционную вплыла пресс-атташе студии, женщина лет пятидесяти пяти, и, как только хореограф распустила танцовщиков, накинулась на нее с вопросами по поводу готовящегося пресс-релиза о «Больших надеждах».
