Тогда Клоду пришлось вмешаться, немного подавляя сопротивление воли Кристины потребностям организма, и девушка почти моментально отключилась, давая разуму необходимый отдых.
И вот теперь, тихим приказом и неуловимым жестом открывая дверь своей квартиры, которая не поддалась бы ни единой отмычке, Клод стоял перед сложным выбором. Как объяснить Кристине то, о чем он сам толком не имел представления? Как доказать, что было что-то важное в этой связи между ними, вспыхнувшей в одно мгновение, и за жалкие сутки переросшее во что-то настолько огромное, что поглотило все его устремления и мысли. Даже ритуал теперь казался не настолько весомым, как двадцать четыре часа назад, до той минуты, как он впервые ощутил присутствие Крис рядом. Как теперь завоевать ее доверие? Настоящее, безоглядное. И это после всего, что он умудрился ей сделать.
Не включая освещение, он прошел по квартире, неся Кристину в спальню, оставляя за собой шлейф вспыхивающих свечей, мягкий свет которых всегда предпочитал электричеству. Осторожно положив ее на постель, он снял с Крис туфли, и мягко обхватил ее лодыжки, согревая их, наслаждаясь ощущением хрупких стоп в своих ладонях.
Следовало раздеть ее, обеспечив больший комфорт. Однако с этим были проблемы.
Даже после того, что было между ними за эти сутки — или особенно после этого — Крис все еще вызывала желание в его теле, в самой сущности мужчины. Он хотел касаться ее кожи, целовать ее, скользя по ней губами. Это было просто неуместно, и весьма напоминало одержимость. И эта чертова блузка, только осложняла его попытки отстраниться от соблазна.
Крис так с утра и не переоделась. То ли не имела возможности, то ли была не так уж и против его предупреждения, с усмешкой брошенного у дверей ее кабинета утром. Возможно, она просто забыла…
А вот Клод, даже разговаривая с ней на кухне поместья, пытаясь доказать какой он собранный и невозмутимый, едва справлялся с задачей не пялиться на ее тело, ни капли не скрытое этим прозрачным издевательством над одеждой. И с трудом уводил свои мысли от воспоминаний о том, как его губы втягивали, зажимали соски, весьма четко проступающие под кружевным бельем и этой прозрачной, опалесцирующей тканью.
И, как для Верховного Магистра, абстрагироваться у него получалось весьма посредственно. Хотя сейчас, видя ее такую хрупкую и беззащитную, безудержное желание к Крис приобретало новые грани. И он не имел определения для подобного чувства. Но в этот момент Магистр знал одно. Ему хотелось заботиться о Кристине, защищать ее. Уберечь от подобных потрясений, чтобы ничто и никогда больше не нарушало ее покой. Он не имел ни капли представления, откуда в его расчетливом и циничном уме появилась эта мягкость, но уже не мог просто уйти, или попытаться сделать вид, что не испытывает подобного. Хотя и впервые его мысли приняли подобное направление относительно женщины.
