Лайза смущенно засмеялась, поставила свой бокал на поднос и озабоченно взглянула на стенные часы.
— Похоже, Сандра срывает фотосессию?
— Точно. — Ирвин допил коктейль. — Хотя она говорила, что заявится с утра пораньше, но, наверное, запамятовала.
— Кажется, тебя это не особенно огорчает?
Ирвин улыбнулся.
— Странно, но почему-то нет. Сам удивляюсь. Но мне сейчас так хорошо… Может, потому что рядом… — Он осекся и замолчал, смутившись не меньше Лайзы.
Ассистентка в упор смотрела на него, но выражения глаз за черными очками было не угадать. Неожиданно прозвучали и ее слова:
— Ты не сердишься, что я сообщила Сандре о неудачных снимках?
— Что ты! Нет! — В эту минуту Ирвин был совершенно искренне убежден в своих словах. — Наоборот, благодарен, что ты избавила меня от подробных объяснений с разгневанной моделью. Она сама завела разговор…
— Там, в ресторане? И как она отреагировала? Что она про меня сказала?
Ирвин вдруг замялся.
— Ну, знаешь… — Ирвину вспомнились мимоходом сказанные слова и осторожные вопросы насчет самой Лайзы — любопытство ассистентки показалось настолько неуместным и опасным, что он попытался перевести ситуацию в другое русло: — Она что-то говорила, но я забыл. Помню только, что она тебя жалела.
Лайза вздрогнула.
— Жалела? Разве она способна на такое чувство?
Ирвин сменил тон.
— Извини. Я понимаю, тебе трудно об этом…
— Да, нелегко. Если бы ты знал, сколько пришлось пережить… Даже вспоминать не хочу. — Но тут же продолжила монолог, который Ирвин не решился прервать. — Не дай бог никому того, что мне пришлось пережить — с самого детства. Отец — вечный неудачник. С матерью каждый день ссоры, каждую ночь — ее слезы и стоны, каждое утро мне доставалось от обоих — а я при чем? Когда родилась младшая сестренка, я слышала, как они друг друга упрекали — кто виноват — и тыкали в меня: вот такая же будет! А потом — кризис. Отец потерял последнюю работу, где его терпели. Мать кинула в него пустой сковородкой — он хлопнул дверью и ушел неизвестно куда. С тех пор не знаю, что с ним. Может, и на свете уже нет.
Ирвин потрясенно молчал, боясь и слов, и молчания.
Лайза продолжала, не в силах остановиться:
— Мать плакала неделю. Потом забрала младшую сестренку укатила в Мексику. Мне сказала: «О тебе позаботятся!»
— А сколько тебе было?
— Двенадцать. И уехала. И от нее тоже с тех пор никаких известий. Может, вышла замуж, а может, утопила горе и печаль в текиле. Она всегда любила прикладываться к спиртному…
