Однако она оставалась полицейским до мозга костей, в душевном плане до нее было как до Луны. Хотя в его видениях, сопровождаемых медленным блюзом, она выглядела вполне женщиной — соблазнительной, нежной и очаровательной. И запах от нее шел такой, какой должен идти от женщины. Одурманивающий, сладкий, волнующий. Наркотик, в парах которого мужчина мог утонуть.
Он медленно и чувственно снимал с нее соблазнительный шелк, дюйм за дюймом обнажая алебастровую кожу. Нет, лучше не алебастровую, а нежно-розовую, гладкую, упругую и мягкую. И когда он обнял ее всю, ее губы прошептали ему на ухо стыдливое приглашение.
— Хотите еще кофе?
— А? — Он мотнул головой, приходя в себя и пытаясь разглядеть ее в полутьме салона. — Что?
— Кофе. — Заинтригованная выражением его лица, Камилла сама взяла чашку и долила ее. Она почти безошибочно почувствовала в Айворе сильный темперамент зрелого мужчины, испытывающего страстное желание, самое натуральное и ничем не прикрытое желание.
— Думаете о постороннем, Найт?
— Ага. — Он поднес чашку к губам и сразу осушил ее, жалея, что это не виски. Губы его искривились, оценивая комизм ситуации.
— Не совсем о постороннем…
— Что ж, придется потерпеть, пока мы не закончим, не так ли? — Она допила свой кофе и предложила ему пакетик с леденцами. — Вот еще один идет.
Камилла быстро отставила чашку и схватила фотоаппарат и сфотографировала человека, входящего в бар. Это был всего лишь второй посетитель за последний час.
— Их бизнес не очень-то процветает, верно? — спросил Айвор.
— Большинство людей хотят иметь хоть какие-то условия, чтобы выпить.
— Пальмы и музыку?
Она отложила фотоаппарат.
— Для начала хотя бы чистые стекла. Я сомневаюсь, что мы здесь увидим хоть одного из тех, кто делает то кино.
— Тогда зачем мы сидим в холодной машине в одиннадцать вечера, наблюдая за этим дешевым притончиком?
— Потому что это моя работа. — Она положила в рот леденец. — И потому что я жду чего-нибудь еще.
— Хотите посвятить меня?
— Нет.
Она взяла еще леденец и погрузилась в свой кроссворд.
— О'кей, это меняет дело. — Он выхватил газету у нее из рук. — Будем играть в игрушки, Паркер? Так расскажу, как я играю. Терпеть не могу, когда меня отстраняют от дела, тем более если я при этом скучаю. Вот что я вам скажу!
— Извините меня, — сказала она мягким тоном, не вяжущимся с холодным блеском ее глаз. — Мне трудно говорить, от страха прямо комок в горле стоит.
— Хотите, чтоб я вас действительно напугал?
