— Я думала, ты не знаешь Лондона. — Она протянула ему чашку с чаем.
— Ты удивишься, как много я знаю. — Джем подмигнул.
Она, смеясь, вышла, а Джем уселся на диван. Казалось, с его души сняли камень. Жизнь стала осмысленной. Он не представлял, что такое возможно.
Зазвонил телефон, стоявший на столике, и Джем засомневался, брать ли трубку. Раздалось три звонка, и включился автоответчик.
— Элоиз, ответь. Ты дома? — Молчание. — Это Касси. — Опять молчание. — Позвони мне сразу же, как придешь. Я хочу знать все об этом сексуальном боге. — (Джем глотнул чаю.) — У тебя есть двадцать четыре часа, чтобы позвонить мне, пока я никому не рассказала. Да, а что с письмами?
Джем представил себе, как она затягивается сигаретой.
— Элоиз? Ты сказала ему, что твоего отца зовут Патрик Макмагон? Позвони мне.
Касси отключилась. Джем озадаченно молчал. Он никак не мог уразуметь то, что услышал. Полная бессмыслица.
Полная бессмыслица. Элоиз вошла в комнату. Она оставалась все той же. Ангелом. Волосы отливали золотом в лучах солнца, платье с глубоким вырезом выгодно обтягивало стройную фигуру.
— Мне звонили? Мне показалось, я слышала голоса.
Джем поставил чашку и перемотал пленку. Пока повторялись слова Касси, он не отрываясь смотрел ей в лицо.
Она побледнела, глаза стали огромными.
— Джем, я… — начала Элоиз.
— Кажется, ты что-то должна мне рассказать. — Он не узнавал свой голос, в котором появились металлические ноты.
Она, не шевелясь, стояла у двери.
— Я… я собиралась все объяснить. Но не было подходящего момента. Это случилось, пока ты был в Милане.
Джем больше не мог этого выносить. Он поднял руку, требуя, чтобы она замолчала.
Его одурачили. Оказывается, Элоиз Лоутон — великая актриса. Другого слова не подобрать.
Она полностью преуспела. Джем был совершенно очарован ею. Как и Лоренс. Он поглядел на нее и почувствовал, что его прежнее чувство исчезло, уступив место своей противоположности.
Любовь и ненависть всегда рядом. Теперь любви не было, осталась только ненависть.
Горечь разочарования была велика. Он медленно избавлялся от иллюзий, и душу охватывала боль от ее предательства.
Джем ничего не сказал. Он встал, подошел к двери… и вышел, закрыв ее за собой. Он слышал, что Элоиз позвала его, но не остановился и даже не оглянулся.
Элоиз никогда не было так плохо, сердце ныло. Даже боль, которую вызвала мамина смерть, была несравнима с нынешней.
Она пребывала в состоянии безоблачного счастья, а теперь ее охватило безмерное отчаяние.
