В конце периода зрелости при выполнении пороговых условий происходит постепенный переход к порядку открытого доступа, когда механизмы конкуренции на всех уровнях экономики и политики сменяют механизмы привилегий и ренты, устанавливается верховенство закона, появляются организации, не связанные с личностями, живущие бессрочно, консолидированный контроль устанавливается над вооруженными силами.
Понимание условий перехода к порядку открытого доступа, описание принципов работы самого этого порядка гораздо более сложно дается читателю. Описание «неправильного» порядка является более убедительным, внутренние механизмы устройства вызывают мало сомнений. Логика естественного государства удалась. Контуры действительности начинают ускользать, усиливается ощущение тайной завесы, когда речь идет о порядке открытого доступа. Процесс этот не завершен, поэтому авторам неизбежно приходится переходить в жанр утопии, то есть описывать правильное устройство, которое в чистом виде еще нигде себя не проявило до конца, чертить то место на политико-экономической карте, которое скорее указывает в будущее, нежели лежит в прошлом. В этом смысле один из неявных результатов книги — создание нового, привлекательного образа рыночной, капиталистической утопии, гораздо более тонкое и умное продолжение работ австрийских экономистов (к примеру, Фридриха фон Хайека).
Открытый доступ как утопия
Насколько удачным является обобщение механизмов естественного государства, настолько более трудной для восприятия и расплывчатой является апология порядка открытого доступа. Возможно, проблема кроется в самом жанре — критическое и историческое описание дается легче, чем описание положительного опыта или светлого будущего. Негативное осмысление понятнее. Определенную аналогию можно провести с подходами в литературе. С литературной точки зрения утопии обречены на провал. Идейное содержание ставит крест на форме выражения, результатом чего является плохая литература. В этом смысле хорошей литературой становятся антиутопии. Достаточно сравнить «Красную звезду» А. А. Богданова и роман «Мы» Е. Замятина. В «Божественной комедии» «Ад» лучше удается Данте, чем «Чистилище» и «Рай». Возможно, по этим же причинам Н. В. Гоголь не нашел в себе сил для положительного продолжения «Мертвых душ». Программно показать «добро» оказывается задачей на порядок более сложной и рискованной, чем описать человеческое «зло», которое понятнее. Из более близкой истории развития экономических идей в России, из рассказа старшего поколения можно предположить, что и в советской политической экономии более понятной и логичной оказывалась политическая экономия капитализма. Напротив, политическая экономия социализма представала туманной и неинтересной. Авторы находят достаточно простое решение этой сложнейшей проблемы — они ставят в центр чистую экономику и показывают свою версию реализации утопического капитализма.
