По пути домой соображаю: надо что-нибудь купить на десерт. Заходим на небольшой фруктово-овощной базар около реки. И сразу же в нос ударяет довольно неприятный запах, вроде прелого лука, только хуже. Ага, значит, есть дурианьг. И точно. На прилавках, а то и просто на земле лежат целые горы больших плодов, похожих на зеленых ежей. Не обращайте, если можете, внимания на вонь. Они сладкие. Правда, я не большой любитель дуриана. Но раз уж у меня сегодня день экзотического питания, то покупаю одного «ежа».
Домой с Ко Вин Мьинтом возвращаемся к вечеру. Опять что-то есть захотелось. Быстренько чищу побольше картошки, поджариваю с лучком. Приглашаю друга разделить трапезу. Да, у меня же в холодильнике осталась селедка из старых московских запасов! Предлагаю кусочек Ко Вин Мьинту. Он с отвращением морщится:
— Извини, сырую рыбу я есть не буду. Не могу. Вот если бы ее поджарить...
Ну, уж нет. Хотя и прошло немало лет, до сих пор мне становится дурно, когда вспоминаю омерзительный запах селедки, которую в нашем общежитии жарили вьетнамские студенты. Я дал Ко Вин Мьинту обычную вареную рыбу, а сам лакомлюсь селедкой. Он смотрит на меня с ужасом и недоверием.
После картошки я, стараясь не дышать, жую сладкую мучнистую мякоть дуриана, а мой приятель достал коробку с маринованными, а точнее, вымоченными под гнетом чайными листьями. Помимо листьев, в комплект входят пакетики с жареным арахисом, кунжутом, чесноком и мелкими кузнечиками. Ко Вин Мьинт берет щепоть насекомых и отправляет в рот.
— Вкусно? — спрашиваю. — Нормально. Вот только лапки и крылышки в зубах застревают.
Николай Листопадов
Рангун, Бирма
Фураль возвращался в свою деревню. Попутный грузовик из Перпиньяна доставил его почти до места. И теперь он шел не спеша по безлюдной горной дороге. Неожиданно его обогнал какой-то полуголый придурок. Таких он еще не встречал здесь, в Восточных Пиринеях.
Несомненно, идиот, но не из тех, что с головами величиной с котел. Есть у них парочка в деревне. А этот, видимо, какой-то новой породы.
Приглядевшись получше, Фураль зачислил сумасшедшего в категорию буйных. Красная шея и руки, рыжеватая кожа, видневшаяся сквозь прорехи нелепой разноцветной одежды, здоровенная красная рожа с улыбкой от уха до уха — все говорило об этом.
На вершине сумасшедший остановился и замер, как громом пораженный.
— Боже мой! — воскликнул он, когда Фураль поравнялся с ним. — Посмотрите туда!
