О, нет, О, НЕТ!
Нет, нет, нет, нет, неееет!!!!
Этого не может быть.
И тут меня охватывает ужас, но не потому, что Люк заработает рак легких, пока мы стоим тут и болтаем, и не потому, что он выглядит по-идиотски в этом нелепом свитере.
Не потому, что я не знаю, как мы вернемся из этой фальшивой Ирландии, и не потому, что нас вот-вот сожрет вымерший доисторический ящер. Нет, совсем не поэтому.
Честно говоря, каким-то уголком сознания я понимаю, что сплю и вижу сон.
Я опускаю руку в карман моего приснившегося фартука в поисках записки, которую я себе не оставляла. Ее нет в моем сне — а значит, не будет и тогда, когда я проснусь.
Нет никакой записки.
Этот Люк — одетый в свитер, курящий, ирландский Люк — будет последним, которого я увижу. Я еще знаю, что это не настоящий Люк, но уже не могу вспомнить настоящего. Мысль о нем пока где-то рядом, но стремительно уплывет прочь. Так бывает, когда хочешь что-то сказать, но забываешь, что именно, и никак не можешь поймать ускользнувшую мысль. Эта веселенькая сценка, в которой счастливая семья обречена на съедение динозавром посреди фальшивой ирландской природы, оказывается лишь прелюдией к настоящему кошмару.
Настоящий Люк исчезает!
Но в моем сне я готова скорее быть съеденной динозавром, чем проснуться без воспоминаний о Люке. Поэтому я бросаюсь навстречу ящеру в безумной надежде на то, что это самопожертвование не только спасет чудесную семью из чудесного сна, но каким-то образом сотворит чудо, и, предав себя мученической кончине в воображаемом мире, я смогу обойтись без напоминалок в мире реальном.
— Где я? — в ужасе ору я.
Я сажусь и сбрасываю с груди одеяло. Чье это одеяло?
Мой взгляд, как птица, порхает туда-сюда, оглядывая обстановку.
Я в минивэне.
Я в минивэне с незнакомым парнем.
Я вытягиваю шею, чтобы выглянуть из окна, и понимаю, что нахожусь неизвестно где. В минивэне! Всем известно, что на минивэнах ездят насильники!
Чтобы выяснить, не подверглась ли я насилию, прислушиваюсь к ощущениям в своих интимных местах, выискивая малейшие признаки неполадок. Кажется, места остались интимными, но кто их знает.
По венам расползается истерика, и я снова ору, на этот раз громче:
— ГДЕ Я?
Незнакомец вздрагивает и просыпается.
— Что случилось… — начинает он, но вдруг садится и смотрит в окно. — Нет! — ахает он. — О, нет! Уууууужас. Уже светает!
«Ясное дело!» — думаю я про себя, но молчу. Не хочу дразнить медведя.
— Сколько времени? — цедит незнакомец. Он яростно пытается выпутаться из своей части одеяла, за которую я продолжаю цепляться, поэтому я разжимаю руки. Он вскакивает и нажимает кнопку, чтобы открыть отъезжающую дверь со своей стороны. Выскакивает из машины, захлопывает дверь и бросается на место водителя. В следующее мгновение с ревом включается двигатель.
