— Повторяю! Мне не нужен никто, кроме тебя и Бобби.
— Но Бобби здесь нет! — крикнула она, желая причинить ему боль, да и себе тоже — наказать их обоих за все случившееся!
— Перестань!
Но Шэрон уже не могла остановиться. Напряжение последней недели плюс столкновение с Джулией Блакстер переполнили чашу терпения.
— Зачем? Тебе неприятно слышать правду? А может быть, тебе хочется быть с ней?
— Я сказал — прекрати!
С потемневшим лицом он двинулся вокруг кровати к тому месту, где стояла снимавшая серебряные серьги Шэрон.
— Не подходи ко мне! — Одна из сережек полетела в Марка, но он уклонился, и блестящая капелька со звоном ударилась в стену. — Я сказала, не подходи! — Вторая сережка последовала за первой с тем же результатом.
— Шэрон! Пора наконец тебе кое-что понять!
— Понять?! Неужели ты думаешь, что я поверю хоть одному твоему слову?
— Если честно, то нет! — С мрачной усмешкой он схватил Шэрон, и, пытаясь отшатнуться, она больно ударилась спиной об открытую дверцу шкафа. — Вряд ли ты поверила бы мужчине, даже если бы он явился к тебе с небес с нимбом вокруг головы. Когда ты наконец поймешь одну простую вещь? Я не твой отец!
Так вот оно что! Он хочет использовать трагедию ее жизни, чтобы отречься от собственных грехов! Неважно, что будет с Бобби. Неважно и то, что творится у нее в душе!..
— Значит, во всем виновата я? Так, что ли? — Оскорбленная, пылая ненавистью, она попыталась вывернуться из рук Марка и, потерпев неудачу, ударила его локтем в солнечное сплетение.
Задохнувшись, он согнулся пополам и отпустил Шэрон. Но только на мгновение. Почти сразу же его сильные пальцы вновь сомкнулись на ее предплечье.
— Ах ты, маленькая…
Пытаясь вцепиться ногтями в лицо Марка, она не расслышала слово, которое тот пробормотал себе под нос.
— Отпусти меня, негодяй! Я тебя ненавижу!
— Да! — прохрипел он, как будто это был самый лестный комплимент, а затем его губы запечатали ее рот, заглушив дальнейшие оскорбления.
Его хватка стала еще крепче. Притянув Шэрон к себе, Марк лишил ее возможности сопротивляться. Затем, запустив пальцы в густые рыжие волосы, оттянул голову так, что ей стало больно.
И о Боже! Она приветствовала эту боль. Вцепляясь ногтями в его пиджак, скребя ими по спине Марка, Шэрон как будто пыталась спровоцировать его на еще одну вспышку ярости, на то, чтобы он причинил ей такую боль, которая заставила бы хоть на мгновение забыть о невыносимых мучениях.
Марк застонал, неистовые поцелуи обожгли ее шею… И вдруг гнев куда-то пропал, сменившись яростным желанием, заставившим Шэрон прильнуть к нему, ответить столь же страстными поцелуями. И это желание заслонило чувство вины и презрение к самой себе за неспособность противиться так унизившему ее человеку. Только потеряв себя в потоке непреодолимой страсти, она смогла наконец обрести столь нужное ей забвение.
