— Пошли!
Носком сапога Антон откатил дверь…
И в этот момент старик двинулся чуть наискосок, может, ему тоже надо было переходить на ту сторону станции через тамбур. На мгновение остановился, чуть повернув голову, обронил, словно сейчас лишь увидел Антона:
— Зайцы-путешественники?
И кажется, даже подмигнул. В темноте блеснули глаза под надвинутым козырьком, все остальное лицо тонуло в густой бороде. Почудилось, что где-то он видел этого человека, слышал глуховатый голос. Нет, не было у него знакомых мужиков с бородами. На мгновение обожгла мысль — а вдруг его узнали, мало ли перебывало у отца людей! Всяких. А сейчас тут немцы.
Закурить не хотите? — спросил бородач, уже словно бы тронувшись с места и ничуть не удивляясь им — мало ли ездят сейчас по дорогам войны, может, принял их за окруженцев — только сейчас Антон вспомнил, что ведь они в летных шлемах, правда, в темноте не поймешь.
— Не курим. Хромай дальше, папаша.
— Издалека путешествуете?
— Да тут рядом, из-под… — отозвался Борька и тотчас умолк — как обрезали.
— Ну и как там погодка, в Чернигове?
Оба молчали. Антон чувствовал затылком горячее дыхание Бориса.
— Погода, спрашиваю, какая в Чернигове?
— Что ты привязался со своим Черниговом? — прошипел Антон, сжимая в кармане «вальтер». — Мотай отсюда.
— Как знаете, — пожал плечами бородач, — только зря сопишь, по лесу тут заставы, окруженцев ловят. Так что зря…
Он повернулся уходить и тотчас остановился на голос Антона, спрыгнувшего наземь.
— Стой… Слушай, отец, ты русский? — Решение пришло неожиданно.
— Хохол.
— Одно и то же. Помоги, если совесть есть.
— Совесть не напасть, без совести б не пропасть. — В голосе его почудился смешок.
— Говори сразу — поможешь? Свои мы, понял, свои. — Он отступил в тень вагона, боясь, как бы их не увидели часовые с паровоза, и отвел рукой Бориса.
— А в Чернигове дождичек, — проворчал Борис.
— Ступайте вперед, — торопливо проговорил бородач, понизив голос, словно только и ждал этой просьбы, — вдоль под забором. Ясно? Под забором. Там в конце в пролом и по тропе прямо… К лесу. Увидишь дом в три окна. Крайний, крыльцо желтое, крашеное.
— Понял — желтое.
— Его издали видать. Там еще левей дома, туда ни шагу.
— Понял, а ты сзади пойдешь. Смотри не сверни, достану. На месте уложу.
— Уложу… Где это ты словечек таких поднабрался? Не у батьки ли…
Внутри у Антона похолодело. Что это, случайно оброненное слово или его в самом деле узнали? Он остановился у пролома, ожидая странного деда, пропустив Бориса, пролез сам и, лишь пройдя по затененной терновником тропе, оглянулся — провожатого позади не было. Теперь они оба стояли в растерянности… Первой мыслью было — западня! Чего только не передумал Антон за эти мгновения!
