Он слегка оттолкнул ее, сказал — ступай, мать давно ждет. Но она продолжала дурачиться, потребовала, чтобы он шел с нею, одной скучно, и он послушно поплелся и, хотя ничего в рот не лезло, выдержал пытку, отсидел за столом рядом с ней, весь чужой, словно замороженный…
* * *
Товарняк шел, без остановок по своей, по чужой земле, то утопавшей во мгле, то словно грозившей из тьмы таинственными огнями. Изредка ветер заносил в вагон влажные запахи полей, свежей стерни. Вдруг вернулось далекое детство, поезд, мчащийся в «Артек», желтые горы в барашках зелени и вдалеке неожиданная, как всегда, дымчатая полусфера моря. И встречающая у ворот толпа ребят — белые, желтые, черные смеющиеся лица… Антон разомкнул глаза, стряхивая наваждение. По вагону гуляли полосы света. Он прильнул к щели и почувствовал рядом прерывистое дыхание Бориса. Вдали, обозначая дорогу светящимся пунктиром, шли танки — длинная, бесконечная колонна. Они были похожи на чудовищ, крадущихся в ночи.
— Немцы, — чуть слышно обронил Борис. Антон лег, нащупав в кармане тёплую тяжесть пистолета, — Лавиной ползут.
— Ничего. Как приползли, так и уползут.
— Ты уверен?.. — В голосе Бориса приглушенно звучала горечь.
Он и сам не мог бы сказать, откуда в нем эта уверенность сейчас, когда оба они среди чужих, точно звери в клетке на колесах… С жарким, внезапно подступившим удушьем вспомнил подковы сапог над собой там, в застенке, равнодушное, похожее на любопытство презрение в совиных глазах майора, и опять уже в который раз с привычно нарастающей ненавистью подумал, что людям этим в театрально пестрых мундирах со. всеми их танками и тупой мыслью о превосходстве просто не под силу задушить человечество. Рабство в двадцатом веке?! Невозможно… Оглушили огнем, внезапностью, но это ненадолго, не может быть… Неохватная земля, заводы, шахты и двести миллионов готовых драться насмерть. Сейчас он мерил всех по себе, иначе не мог, и даже поморщился, таким абсурдным представилось ему это немецкое нашествие. Авантюра немыслимо огромных масштабов, авантюра — тут их главный просчет. А вслух только сказал:
— Уверености мало, драться надо… Каждому до конца.
Борис вздохнул:
— Знать бы, который час…
По времени они должны быть уже недалеко от Нежска.
Вернулось беспокойство и с ним жесткая готовность действовать. Поезд, утишив ход, затормозил на каком-то полустанке. Антон пробрался к чуть отъехавшим дверям, вглядываясь в темноту. Откуда-то запахло печеным хлебом, тупо засосало под ложечкой, но есть почему-то не хотелось. Теперь он различал в темной, с синеватым отливом дали что-то похожее на рощу, за которой подымались светлые дымки — там, наверное, было село. И вдруг замер: вдоль вагона не спеша шел мужчина в кожанке, с кобурой на боку. Не тот ли, что проверял на станции эшелоны? Странно. На мгновение взгляды их встретились. Или ему показалось? Немец, чуть замешкавшись, прошел дальше, и Антон, даже не успев отпрянуть, слышал, как он оправляется у колес. И лишь когда поезд тронулся, перевел дух и, перешагнув штабель, свалился к Борису на мешки.
