Веста опустила руку, привычным жестом погладила коленку. И, вздрогнув, замерла в неестественном, согнутом положении. Под пальцами она ощутила гладкую поверхность неповрежденной кожи. Она бросилась из ванной к окну. Шрама не было. Кожа отсвечивала матовой, ровной белизной. Чудовищная мысль о том, что ее втиснули в чье-то чужое тело, потрясла ее. Но уже секундой позже в голову пришло более правдоподобное объяснение. Скорее всего ей подменили не тело, а память. И все эти фотографии, все эти картинки детства, умерший отец, гимназия и сам шрам — все это ей не принадлежит. Воспоминание насильственно втиснуто в ее сознание чьей-то чужой волей. И в конце концов она вернулась к тому, с чего начинала сегодняшний день. К полному нулю. К необходимости начинать все заново. Одно она знала твердо: ее ничто не остановит и не запугает.
* * *
— Итак, вы утверждаете, что ваши, машины не сталкивались? Полицейский инспектор Ивестер пододвинул к себе протокол допроса, посмотрел на просвет прозрачную шариковую ручку, словно проверял, много ли в ней еще осталось пасты, поудобней устроился на жестком исцарапанном стуле и всем своим видом изобразил готовность записать мой очередной ответ. Это продолжалось второй час. Я чувствовал в голове пульсирующую тяжесть. Обычную после бессонной ночи. Судя по жидкой полоске света, пробившейся сквозь занавешенное окно, утро уже наступило. Часа четыре мы прождали у обрыва, пока прибыла полиция. Потом они вызвали плавучий кран, водолазов… До сих пор у меня перед глазами стояла картина ночной набережной. Картина казалась слишком вычурной, неправдоподобной, словно нарисованной плохим художником. Кусок ослепительно белой под лучами прожекторов набережной, человек восемь усталых, продрогших людей, ржавая лебедке крана, медленно со скрипом тянувшая канат, и плотная непробиваемая темнота окружающего пространства, из которой медленно и неустанно летели сверкающие брызги дождя.
Машина стала видна еще до того, как лебедка вырвала ее из воды. Она напоминала какую-то гигантскую хищную рыбу, заглотнувшую конец каната с наживкой.
Когда корпус машины приподнялся над поверхностью моря, из всех щелей длинными белыми струями полилась вода. Теперь машина, висевшая в перекрестье прожекторных лучей, походила на хорошо освещенный аквариум. Уровень жидкости в нем постепенно понижался. Мне казалось невыносимым увидеть то, что должно было остаться на его дне. Только услышав удивленные возгласы, я вновь глянул на машину.
