— Ну что ж, последуем примеру нашего коллеги Витгенштейна,[14] который однажды сказал: «Мне все равно, что есть, — лишь бы это каждый день было одно и то же».
Компания разразилась хохотом.
— Дядя, мне обязательно нужно это съесть? — спросил я тихо.
— Да, — ответил он, — разумеется. Реально существует лишь Слово, из чего следует, что плоть, в том числе и мясо, лежащее на тарелке, в сущности, лишена реальности. Bene sit tibi cena, nepos! Приятного аппетита!
Мне хотелось спросить, как это возможно, что колбаска, которую ты как раз изо всех сил стараешься разжевать, лишена реальности? Но я промолчал и сосредоточил внимание на колбаске. Дядюшка, запив последний кусок пивом, положил свои унизанные кольцами руки справа и слева от тарелки и, возведя глаза к потолку, заявил:
— Портер, это было превосходно!
— Speciosus, — прибавил я, чем вызвал взрыв хохота.
Я рассмеялся вместе со всеми, и дядюшкин однокашник Хассан, подмигнув мне, сказал дядюшке:
— Старина, твой nepos — отличный парень, наш человек!
Над стойкой висел на цепях желтый, цвета мочи щит с рекламой пива, а над нашим столом парила в голубоватых клубах дыма лампа, струившая маслянистый свет на лысины старых бражников, некогда доблестных воинов студенческих корпораций. Их старые раны на бритых щеках, полученные в студенческих драках и наспех залатанные прямо на поле сражения, были похожи на белых пауков, и хотя эти битвы произошли тысячу лет назад, в их далекой юности, задолго до войны — у одного в Гейдельберге, у другого Марбурге, — они с таким возбуждением говорили о своих ранах, как будто врач, оказавший им помощь, только что ушел.
Очередной взрыв хохота. Очередная партия пива.
— Кто платит? — спрашивал хозяин.
— Praefectus librorum! — хором отвечали господа однокашники, и унизанная кольцами рука прелата привычно благословляла пирующих, а заодно и буйно пенящееся пиво.
Управившись с колбаской, я почувствовал себя уверенней и веселей. Поскольку мне в скором времени предстояло отправиться в айнзидельнскую монастырскую школу, они величали меня Студиозусом и позволяли время от времени поднять вместе со всеми маленькую кружку с пивом. Чин-чин!
— До дна! — хором восклицала компания.
— Молодец, Студиозус! — хвалил меня Хассан. — Ты, я смотрю, парень хоть куда! Наш человек!
— Ура!
И вновь звон сдвигаемых кружек, вновь головы запрокидываются назад; хозяин уже спешит с новой порцией. Чин-чин! Не отставай, Студиозус! Что за вечер, что за ночь!
