Россия и ислам. Том 1 | страница 28
Но более того: в 912 г. русский отряд в составе греческой армии борется с критскими арабами, помогая, таким образом, Византии в ее конфронтации с халифатом не только на Востоке>27, но и на Западе>28; в 954 г. руссы (вместе с болгарами и армянами) помогают Восточно-Римской империи>29 в конфликте с сирийским эмиром Сайф ад-Даула>30; в 960–961 гг. они помогают отвоевывать Крит, а в 964 г. – Сицилию>31 и т. д.>32. Как видим, закладывалась в высшей степени солидная основа для последующего, еще более массивного и целеустремленного, в сравнении с языческими временами, участия Древней Руси «в общеевропейском крестоносном движении»>33.
Под этой основой я понимаю не только конъюнктурные (или даже стратегические) соображения явственно-политического плана, в общем и целом заставлявшие Русь избирать европобежную ориентацию, а выкованную еще до принятия христианства (то есть до утверждения в качестве официально господствующего стремления видеть конкретно-конфессиональные ценности облеченными в вечные формы и навязать «другим» свои принципы духовной организации) тенденцию расчленять мир на отдельные иерархически неравноценные части, мысля отношения между ними лишь в терминах перманентных драматических коллизий. И в этом, казавшемся бесконечным процессе динамического взаимодействия разнородных полярностей ведущую роль играло противостояние Степи>34, противостояние>35, поздней четко символизированное как оппозиция «Европа – Азия»>36: сыны последней «врывались на быстрых конях, как настоящий степной ветер, переворачивали все вверх дном и, опустошив, обезлюдив страну, довольные, покидали ее»>37.
И коль действительно Древняя Русь, отражая натиск кочевников, «объективно поддерживала борьбу балканских земель против арабского владычества»>38, содействовала «защите цивилизации других стран Европы»>39, то надо помнить и о том, что являвшаяся перед Русью в самых разных обликах «восточная угроза»>40 производила на ее обитателей «сотрясающее воздействие»>41, заставляя длительное время вращаться в замкнутом кругу противопоставлений. Обусловленный им примат абсолютистских тенденций влек за собой представление о нехристианском Востоке как о мире, в котором смещаются основы «нормального» личностного и исторического бытия