обернет этот ритуал против Него. Для этого достаточно лишь заменить
черные свечи на белые, серебряную чашу — на золотую, также с кровью,встать лицом к верхнему концу звезды в белой одежде и, также освободившись
от мыслей, с верою сказать: «Ангелы Света летят на мой зов, да падет Тьма
от света их. Зарево нового света встанет из ночи, и вознесутся ангелы, дабы
провозгласить: «Veni sancte Spiritus! Sic Luceat Lux!*» Последнюю фразу нужно
произнести особенно сильно и мысленно это представить. Но обязательное
условие сего ритуала заключается в том, что его должен проводить человек,чистый душой и разумом, не знающий жгучего желания власти, словом, того,что можно отнести к чувствам темным и грязным. Ибо пролитая кровь
такого человека пусть не уничтожит, ибо это невозможно, но изгонит Его.
Мне, увы, не удастся сей ритуал, ибо я слишком погряз во зле, но и ритуал
Тьмы проводить я не хочу. Я, как и говорил ранее, постараюсь отправить свой
дневник за пределы замка. Надеюсь, что со временем, он попадет в нужные
руки и найдется человек, который уничтожит Зло, поселившееся в этом замке.
Также, впрочем, стоит надеяться, что и ритуалы я составил верно.
На этом закончилась последняя страница из тех, что Уинстон вырвал из дневника
графа и столько лет хранил рядом с собой. Тот, кто уже закончил чтение, молча
сидел и под колоссальным впечатлением смотрел на листки, возвращаясь к
реальности и приходя в себя после прочитанного, при этом перебирая в голове
множество мыслей, огромными потоками возникающих и тут же пропадающих. А
тот, кто еще дочитывал последние строки, напряженно сидел и жадно водил
глазами по странице. Наконец, Уинстон последним оторвал взгляд от страниц и
стал, как и все, стараться придти в себя. В полнейшей тишине и темноте
просидели они так минут пять, но после этого Доминик все же решил нарушить
молчание, ибо он первый закончил чтение и уже почти совсем очнулся.
— Мдааа… Однако! — протянул он, поправляя свои круглые очки и принимая как
можно более сосредоточенный вид.
В это время Катрин и Генри переглянулись, но при этом они не видели друг друга, ибо были очень заняты своим мыслями. Но Генри, уловив сосредоточенность на
лице сестры, вновь посмотрел на нее и заподозрил что-то, как ему показалось, неладное.
— Катрин, только не говори, что ты собираешься это сделать, — медленно и
вкрадчиво проговорил Генри, пристально смотря на сестру.
— А что? — с обидой ответила она.
— Но это же сумасшествие. Пусть даже мы предположим, что это все правда, что
