1 июля 1930 года в Берлине было распространено радиообращение Имперского руководства пропаганды, в котором говорилось, что в ближайшее время предстоит изгнание из партии «незначительного числа саботажников». Отто Штрассер и его сторонники не знали, как прореагировать на подобный выпад. К этому моменту Грегор Штрассер вывел из «Кампф-Ферлага» своих людей, а саксонская организация была очищена от левых кадров. В этих условиях Отто Штрассер не мог рассчитывать ни на помощь Графа Ревентлова, ни на поддержку гауляйтеров Коха и Хильдебранда.
1 июля уже изгнанный из НСДАП Вильгельм Корн написал в одной из газет Штрассера, «Национальный социалист», что собирается бороться против «преследования социалистов и фашистского насилия людей Геббельса». В том же номере газеты была опубликована заметка Р. Шапке, в которой он обрушился с критикой на Геббельса, «который использовал свое влияние, чтобы преследовать истинных социалистов». С согласия редакции газеты Шапке в своем материале вновь вернулся к статье, которая, собственно, и привела к исключению его из партии. В ней он, как и большинство штрассерианцев, безжалостно критиковал союз НСДАП с консервативными военизированными группами: «„Стальной шлем“ ведет одностороннюю борьбу против интернационального марксизма. Он объединился с реакцией и крупной буржуазией. Именно поэтому „Стальной шлем“ никогда не сможет стать подлинно национал-социалистическим боевым товариществом».
Но и Штрассер, и Шапке, и Корн, продолжая придерживаться своих радикальных воззрений, нападали не на Гитлера, а только на Геббельса. Фраза о том, что публикация письма Гитлера весьма изумила революционных национал-социалистов, показывает намерение Штрассера помириться с Мюнхеном. Он приписывал Гитлеру роль высшей инстанции, которая должна была открыть молодому политику двери, доселе закрытые перед ним.
Чтобы положить конец затянувшемуся конфликту, 2 июля Геббельс созвал общее собрание функционеров. В мемуарах «Гитлер и я» Штрассер писал, что именно он выступил инициатором этого собрания. Подобное утверждение кажется не просто маловероятным, а совсем фантастическим. Штрассер так описал события того дня: «Однако когда вечером 2 июля я собирался войти в здание, где проходила эта встреча, офицер СС, за спиной которого стояло еще 5 человек, сообщил мне, что я не могу пройти в зал, так как не проживаю в Берлине. Формально он был прав, подобного рода собрания могли посещать только жители определенного гау партии. Я между тем продолжал настаивать на моем присутствии, поскольку встреча была назначена по моей просьбе. Офицер СС оставался непреклонным. Тем временем начались дебаты. Здание было окружено эсэсовцами. Геббельс в своем излюбленном стиле пытался обосновать исключение Шапке из партии. Слово попросил мой лучший друг майор Бухрукер.
