Вокруг него в тусклом свете ночника, который няня оставила зажженным у его кровати, стали различимы очертания детской. Он разглядел бумажного змея, обруч, кукольный домик сестренки. Потом стала видна ее кровать, потом сидящая на ней Мэри.
Теперь, когда появились на свет двое младших — Матильда и Кэролайн, — он обитал в этой комнате вместе с Мэри. В действительности в этом не было особой необходимости, так как новый дом, недавно полученный отцом в наследство, был огромным, но мрачным и даже пугающим. Комнат было достаточно: каждый ребенок мог иметь собственную спальню. Но кому захотелось бы спать в одиночестве в замке, который подавлял малышей своими чудовищными размерами.
Джон Джозеф Уэбб Уэстон приподнялся в постели и шепотом позвал сестру:
— Мэри!
Сестра вздохнула во сне и перевернулась на другой бок.
— Мэри!
— В чем дело? Ты меня разбудил. Ты что, увидел привидение?
— Нет. Но мне опять снился сон.
Она зевнула:
— Что-что?
— Мне снился сон. Тот самый, где я умираю на поле боя, но не от ран, а рядом со мной моя жена.
— А, тот самый. Глупости все это. Мне она не нравится.
— Моя жена?
— Ну, да.
Несмотря на торжественно-мрачное лицо брата, Мэри хихикнула.
Было так нелепо слышать подобные слова от десятилетнего мальчика, тем более что ей самой было всего восемь лет.
— Она толстая?
— Нет, — он сердито на нее посмотрел. — Совсем не толстая. Но, видишь ли, я никак не могу рассмотреть ее как следует.
— Я думала, она тебе часто снится.
— Не то чтобы мне снилась именно она. Скорее, мне снится сон о том, как я умираю. Но ты смеешься надо мной.
Он спрыгнул с постели и запустил в нее подушкой. Но сестра только еще больше развеселилась и ущипнула его сквозь ночную рубашку.
— Тише, няню разбудишь.
— Терпеть ее не могу — вечно от нее воняет ветчиной. А почему ты ни разу не видел свою жену?
— Она всегда отворачивается. Но я знаю, что у нее рыжие волосы.
— Фу-у-у!
— Ничего не фу-у! Это очень красиво.
— А я думаю, что это отвратительно. — Ее лицо на минуту стало серьезным, и она сказала: — Мне кажется, что плохие сны снятся из-за этого дома. Ведь в Лондоне у тебя такого не было, правда?
Лицо Джона Джозефа было тоже очень серьезно, когда он ответил ей:
— Слуги говорят, это несчастливое место, здесь всегда умирает наследник.
— Но ведь теперь наследник ты.
— Я знаю, — ответил ей брат и, не произнеся больше ни слова, вернулся в свою постель и лег, уставившись в темноту.
Она представляла себе, что купается в море. Она всегда прибегала к этой маленькой хитрости, когда приходило время рожать: мучительные схватки пробегали по ее телу, но она представляла себе, что ее колышут, вздымаясь и опадая, пляшущие морские волны, а она смело плывет им навстречу. У нее не было страха, ибо, несмотря на свое хрупкое сложение и внешнюю слабость, она всегда брала жизнь за глотку в твердой решимости не потерять ни одной минуты из отпущенного ей на земле времени. Она улыбнулась собственным мыслям и зарылась лицом в подушку, чтобы повитуха ничего не заметила. Она знала, что ее молчание вызовет беспокойство у няни, обо всем доложат ее мужу, который, в свою очередь, поднимется с кресла и начнет нервно расхаживать по библиотеке на Строберри Хилл среди книг своего родственника Горация Уолпола
