«Есть проблема, Адас?»
«Есть, дядя Соломон», – сказала я, не отрывая взгляда от страшной горы в пламени пожара.
«Гора эта, детка, проблема всех нас».
Странно, но на душе как-то полегчало, и я успокоилась. Мы вошли в прохладный и уютный дом, где нас уже ожидал накрытый в нашу честь стол. Мойшеле сидел у стола. Он уже заканчивал школу и должен был идти в армию. Год минул после смерти его отца и того дня, когда он пришел в наш дом в Иерусалиме, и не мог проглотить даже маленький кусочек мяса за обедом. Но вот прошел всего год, и он был неузнаваем. Подросток превратился в мужчину, высокого, с прямой спиной и загорелым лицом. Не осталось в нем ни капли прежней стыдливости. Не опустил, а вперил в меня пылающие глаза и этак нагловато процедил сквозь зубы:
«Неплохо…»
«Сколько тебе, Адас?» – добавила тетя Амалия к реакции Мойшеле.
«Мне?.. Мне шестнадцать… с чем-то», – промямлила я, отводя взгляд от черных горячих глаза Мойшеле, который не спускал с меня взгляда.
«Возраст в любом случае подходящий. В яблочко!» – сказал Мойшеле.
Тетя Амалия смотрела на Мойшеле так, словно он сказал что-то очень умное, прямо таки просящееся в собрание мудрых мыслей всех времен, затем поставила на стол большой пахучий пирог. Глаза ее, не отрывающиеся от Мойшеле, были полны любви. Что там – большой пирог, любовь ее к Мойшеле была больше всего на свете, меня же она с чуть меньше заботой обхаживала, но старалась угодить во всем. В течение года Амалия успешно внедрила в сознание членов кибуца мысль о таланте Мойшеле как художника, которого ожидает большое будущее. Мне же говорила с легким пренебрежением:
«Выйдешь замуж. Ну, какое будущее может быть у такой красивой девушки, как ты, без свадьбы?»
«И вправду, почему тебе не выйти замуж? Если не хватает жениха, я могу предложить себя», – добавлял Мойшеле к пророчеству тети о моем будущем.
«Ты явно человек смелый, да и жених завидный», – продолжала я посмеиваться над ним, в душе стремясь сбежать от него…
Трудно сказать, была ли успешной моя адаптация в школе кибуца. Как только я пришла в класс, ученики, как говорится, стали меня испытывать. В начале у меня было такое ощущение, что я попала в чужую, не знакомую мне страну и должна все время быть начеку перед лицом врагов, желающих мне лишь зла. В один из вечеров одноклассники поймали меня и поволокли в бассейн, где моют морковь, привозимую с поля, чтобы совершить обряд купания. В бассейне было колесо, наподобие орудия пытки времен инквизиции, к которому привязывали жертву. Когда колесо пускали в действие, оно начинало мешать воду, как в стиральной машине, таким образом отмывая морковь от налипшей на нее грязи. К этому колесу привязывали добрые друзья из класса испытываемую жертву. Мне и предстояло такое испытание судьбы. Палачи объявили мне, что сейчас колесо начнет вертеться, окуная меня в это болото, пока я не открою им самую сокровенную мою тайну. Если я ее открою сейчас, меня тут же освободят и примут в компанию на равных. Пять минут дается на размышление. Глаза палачей не отрывались от меня. В отчаянии я не могла выдавить и слова. Кто-то закричал:
