– Вы подождите меня немного, хорошо? Мне надо найти одного парня, этот «волейболист» здорово напакостил, – и я взмахнул топором.
– Это ты про Колю говоришь, про друга Светы? Зря ты о нем так, он хороший парень.
– А вы откуда знаете? – Я не удивился, я просто собирал информацию.
– Он приходил к ней сюда. Она открывала окно, садилась на подоконник, а он оставался на улице. И они говорили, говорили – пока не приходил ты. А я лежал и слушал.
– Вы все слышали?
– Да. И должен тебе сказать, что ты вел себя не лучшим образом. Зачем ты применил свой баллончик?
– Он вел себя грубо.
– Он не знал, что ты ее брат, и хотел потом тебя проучить. Но Светлана рассказала ему, кто ты такой, и он чувствовал себя очень неловко.
– Неужели вы сами все это слышали? Почему же вы не приходили в сознание?
– Я был в сознании, но, если бы я открыл глаза, мне пришлось бы возвращаться в этот мир, а зачем? Я уже хотел уйти от вас, но понял в последний момент, что мне будет очень не хватать вас, и я решил вернуться.
– Зачем?
– Я решил вернуться за вами. Мы должны уйти туда все – вместе нам будет спокойнее.
– Вместе – что? Умереть?
– Да. Я лишь заглянул туда. Там, знаешь, такая труба…
– Не надо. Я знаю.
– Откуда?
– Мне рассказывали.
– Рассказывали – это не то. Надо видеть. Первой я решил забрать свою Татьяну. Но не получилось…
– Так это – вы?!
– Да. Потом я понял, что надо делать что-то такое, чтобы была полная гарантия. И вот видишь – Таня с твоей сестрой уже ждут нас…
Я поднимался медленно-медленно. Для меня ничего не изменилось. Это не «волейболист» сделал, это сделал дядя Леша – ну так какая разница. Светку я ему все равно не прощу.
– Я заглянул туда, в смерть, и понял, что всем нам надо идти туда. Здесь, в этой жизни, нам делать нечего.
Я сначала оглушу его.
– Пойми, Эдик, там настоящая жизнь.
Я начал поднимать топор. Дядя Леша сунул руку под одеяло и достал оттуда Светкин баллончик с газом. Я не успел отшатнуться, когда он поднял баллончик на уровень моего лица и пустил газ. Я упал, и последнее, что увидел в этой жестокой, нелепой и бессмысленной жизни, это то, как дядя Леша берет из моих рук топор и пробует пальцем его лезвие.
И я увидел эту трубу! Она уходила куда-то вдаль, и там, в самом ее конце, разливался мягкий и теплый свет. Этот свет нес покой и умиротворение. Тихая музыка, едва слышная, доносилась до меня, и эта музыка была так прекрасна, что я хотел заплакать, но ведь умершие не плачут. Здесь, у входа в трубу, я увидел тетю Таню и Светку.
