Остальную часть ночи мы провели менее достойным образом. Для начала мы посетили опиумный притон в Чайнатауне, где сердце мое сжималось при виде бедолаг, валяющихся на матрасах в переполненном тесном подвале, насквозь пропитанном ядовитым запахом, с закрытыми глазами, наслаждаясь какими-то доступными только им видениями. Я с содроганием понял, что это настоящее заведение. Те «туры» по Сан-Франциско, в которых я бывал раньше, показались мне похожими на театральные постановки, где актеры только играли роли наркоманов.
После этого мы посетили ряд забегаловок, пивных и подвалов, самый интересный из которых назывался «Дворец Паутины», где действительно углы были в паутине, а вдоль стены стояли клетки с обезьянами и попугаями. Мне сказали, что никому не позволяется трогать пауков и мешать им ткать свою паутину.
Мы с лейтенантом, казалось, производили неотразимое впечатление на официанток в питейных заведениях, и они сразу же заговаривали с нами, но от холодного и неулыбчивого Холмса они инстинктивно держались подальше. Лейтенант порой начинал шептаться с девушками, а однажды даже ткнул меня в бок и вопросительно поднял бровь. Я покачал головой в знак несогласия, а он пожал плечами и продолжал шептаться, вне всякого сомнения, назначая свидание.
Было уже добрых три часа ночи, когда он сказал:
— Ну что ж, джентльмены, мне, кажется, пора.
Мы сели в ожидающий нас экипаж, и копыта лошадей бодро застучали по мостовой Варварского Берега по направлению к Пасифик-стрит. Несмотря на поздний час, по улицам разгуливало много прохожих. Лейтенант попросил кучера остановиться, и мы проследовали за ним по тротуару, а потом по сигналу спрятались в тени складов.
— Смотрите на ту аллею, через улицу, — прошептал он.
Ночь была прохладной, и по спине моей пробежали мурашки, но вовсе не от холода. Минуты шли одна за другой, и вдруг я услышал в тишине собственное дыхание. В начале аллеи я заметил нечто белое, а затем появилась молодая женщина, закутанная от шеи до лодыжек в просторное белое платье. В руках она держала гитару. Прислонившись к ближайшей стене, она заиграла на гитаре и запела морскую песню тихим и глубоким голосом. Я чувствовал, как волосы у меня встают дыбом.
— Интересно, — пробормотал Холмс.
На улице показалась компания матросов, привлеченных звуками песни. Мгновение спустя женщина в белом, казалось, растворилась в воздухе. Моряки потоптались нерешительно, споря между собой, следовать ли за ней, и пошли дальше вдоль по улице, решив найти себе более реальных подружек.
