Резко похолодало, я надел старенькую осеннюю курточку, в которой ходил еще старшеклассником, и поплелся в «Лиру». В портфеле у меня лежала рукопись Виктора — третий копировочный экземпляр. Это были стихи, которые должны были обсуждаться в этот день, — Кулик практиковал такие вот персональные обсуждения.
Я был одним из официально назначенных им оппонентов — мне было оказано особое доверие ознакомиться с рукописью дома, а значит, более подробно высказать свое мнение о Витиных стихах. По законам «Лиры» оппонент должен был не только тщательно подготовиться к выступлению, но и прийти на заседание пораньше, чтобы подходящие к началу студийцы могли почитать стихи до обсуждения и уже иметь о них представление.
Виктор на обсуждение не пришел. Повел он себя не слишком деликатно и порядочно — растворился в холодном майском воздухе, даже не предупредив о своей неявке. Мобильной связи тогда еще не было, но и у Кулика, и в самом Доме культуры, у директора, и у многих студийцев были телефоны городские… Впрочем, такое поведение свойственно поэтам, и Куликов не слишком удивился. Когда прошел час от начала заседания, он предложил почитать стихи по кругу. «Лира» прошла так же, как и всегда — с нелицеприятными высказываниями и бесконечными перекурами. Во время этих перекуров в конце коридора, возле туалета, на подоконнике, под бульканье сломанных унитазов обязательно разливалась спешно купленная кем-то водка. К концу заседания Кулик становился все добрее и добрее. Кстати, среди нас не было фискалов — никто никогда не пожаловался на Кулика, а ведь он был и член Союза, и член партии. Кстати, директор Дома культуры, на территории которого располагалась «Лира», человек с желтым лицом и лихорадочно бегающими глазами, прекрасно знал о болезни стихослагателя и смотрел на нее сквозь пальцы.
Тогда я еще и не предполагал, что больше не увижу Бибикова. Впрочем, это не совсем верная фигура речи. Точнее, она несет не ту эмоциональную нагрузку, как может показаться. Дело в том, что я никогда не был его другом, даже стихи его в то время меня не слишком привлекали. Я учился на филфаке, мне было что и кого читать. И тот факт, что Виктор уехал из нашего города и поступил в Литинститут, меня нисколько не расстроил и не потряс. Ну, уехал и уехал.
Оценил я его стихи гораздо позднее, когда перебирал свои старые бумаги. И произошло это всего год назад, не больше. Тогда-то и возникла у меня мысль узнать о его судьбе поподробней, отыскать его стихи в журналах, может быть, что-то написать о нем.
