Да, было, было. Все так и было, и я дал фору, которую вряд ли теперь отыграю. Но зачем, зачем такое испытание? Который час? Ого, половина первого! Что делает мама? Не спит, ждет меня. Обещал вернуться через два-три часа, а сам… Отняли мобильник, не позвонить.
Парень привстал и шагнул к выходу.
— Еще рано, — сказал я.
— А, мент, я тебя узнал. Щас рыло начищу, тут никто не видит, не докажешь. — Он замахнулся, но я, будучи пьян не меньше, чем он, все же перехватил его руку, дернул на себя и усадил на скамейку:
— Не делай себе хуже. И мне.
Кажется, пьяный сосед ждал именно таких слов. Он успокоился и затих. А я подумал, что к моей беде подверстался еще этот злодей и я должен ему уделять внимание. Везет мне. Войду в метро — тут же рядом окажется пьянчужка и дышит в лицо перегаром. Иду по улице — навстречу «крутой», или «крутая», и прямо передо мной швыряет на тротуар окурок. Что мы за люди? Здоровы ли? Всюду ложь, лицемерие и патологическая корысть. Не жизнь, а травмы, которым нет конца. Отсюда стрессы, развал психики, дикие поступки — ни объяснения им, ни оправдания. Как у меня сегодня…
Машина продолжала мчаться по городу, истерично завывая и освещая улицу нервным, синим светом. Забыл, как ее называют…
Жена узнает, что я ограбил швейцара, обрадуется. Дочка подрастет, ей объяснят, какой у нее отец — пьяница и грабитель. Фу, как пошло! А что будет в редакции? Скажут, мало того, что милиция превратилась в свой антипод, так и журналисты решили не отставать…
…Как же ее называют? Да, синеглазкой, как девушку. Но у девушки два глаза, а не один, как у циклопа. Так и надо называть — циклоп. Синий крутящийся глаз и оглушающая сирена должны наводить ужас на тех, кто еще не совершил преступления. А главное, создавать иллюзию, что таких машин много. Они виднее других и запоминаются своим раскрутившимся огнем. Матерого преступника такой безделицей не напугать — матерый преступник не боится ни синеглазки, ни самой милиции…
О чем я? Какое теперь значение имеет синий, мертвящий огонь? Что он освещает? Вот днем — солнечный свет в окнах редакции, рабочая обстановка. За столами — литсотрудники, озабоченные вычиткой свежего номера. Возле меня, закинув ногу на ногу и бросив лопатки на спинку стула, сидит молодой, щеголеватый автор статьи «Переворот в упор». В ней о том, как тренеры бассейна разоблачают жулика-директора, который бессовестно кладет в свой карман немалые средства, поступающие от любителей плавания. Но разоблачают не потому, что борются за справедливость, а из мести, что директор с ними не делится. Я ему говорю, какую правку нужно внести в его статью, чтобы мы ее напечатали. Еще говорю, что переворот в упор — гимнастический термин, а у него в статье — пловцы. Здесь больше подойдет название «Бурный поток» или «В тихом омуте». Или что-то в этом роде. Он вертит между пальцами длинную сигарету, молча кивает, соглашается, хотя ждет, что мы сами внесем необходимые изменения.
