Сложенный веер | страница 187
— Сид, послушай меня, послушайся меня еще хоть раз в жизни, — сбивчиво начинает он. — То, чего мы оба боимся больше всего на свете, может произойти уже завтра на приеме у королевы по поводу того, что «все так хорошо закончилось». Самое позднее — послезавтра на церемонии посвящения новых фрейлин. Я не хочу тебя потерять. Я не могу тебя потерять. Давай хотя бы попробуем.
Жарким шепотом, как заклинание, повторяя главные слова — попробуем, не хочу — он смахивает весь военный мусор со стола, усаживается на край, тянет на себя Сида, негнущимися пальцами возится с застежкой орада. Тот, зажмурив глаза, трясет головой безмолвно «нет, нет, неееет!», но разве он может отказать своему не умеющему танцевать Дар-Халему. Он еще сопротивляется… но Хьелль неожиданно откидывается на спину, увлекая его за собой и уговаривая, как ребенка:
— Иди сюда, родной, иди же… сюда… так надо…
Сид встряхивает головой и выдыхает долгожданное «да». Но когда он подается вперед, тяжело шепча в раскрытые навстречу потрескавшиеся губы: «Все будет хорошо. Ведь, правда же, родной, все будет хорошо…», Хьелль замечает в его глазах какое-то странное выражение. Совсем не то, которое рассчитывал видеть, отдавая свои крылья.
«Все будет хорошо. Все же будет хорошо?» — думает в это время на другом конце Конфедерации Лисс, стоя в дверях палаты интенсивной терапии. Лица человека, лежащего на единственной в палате кровати, не видно из-за бинтов и переплетения разноцветных трубок. Но Лисс смотрит не на лицо. И даже не на татуировку, которая кажется сделанной прямо на пододеяльнике, настолько рука лежащего сливается с белизной постельного белья. Ее отсутствующий взгляд устремлен на изуродованные под татуированным узором запястья, но она видит не их, а пустую витрину в музейном зале, в которой со вчерашнего дня на месте тонкого браслета чистого золота лежит надпись «Экспонат на реставрации».
Интермеццо
Такуда обреченно рассматривал горку фишек на столе. Три плюс три плюс пять плюс пять плюс еще десять — больше двадцати шести никак не получалось. Зато напротив него маленькая Ай с довольным видом складывала картонные кружочки в два столбика: три «монетки» по десять очков и две «пятерки». Итого сорок — враг повержен и позорно отступает.
Настольные игры пользовались у домашних бессменного члена Звездного совета Такуды Садо огромной любовью. Глава семьи свято верил в их преимущества перед играми компьютерными и крепил боевой дух и интеллектуальные способности своего сына и четырех дочерей в ежедневных посиделках над заковыристыми картонными полями, карточных баталиях и путешествиях с помощью кубика или волчка по реальным и вымышленным мирам драконов и подземелий, меча и магии, сокровищ и лабиринтов — всего того, что земная — и не только земная — индустрия настольных развлечений выбрасывала из года в год на рождественские прилавки.