Между делом, я спросила, а почему мой симпатяшка именуется «Доктор»? Он ответил, глядя в сторону, и нехорошо улыбаясь, что учится на химфаке, и у них в лаборатории всегда полно реактивов разных, совершенно никем не учитываемых. И понятное дело, к чему это приводит.
— А к чему? — жутко ступила я. Ну, так не могу же я всего знать, и обо всём догадываться сходу!
— А к тому, — ответил он, посмотрев почему-то на мои губы, — что молодежь потом задешево, а кто вообще и задарма не только скуривается, спивается, но ещё и беспрепятственно снюхивается.
Тут он поцеловал меня жадно, я ответила, но хотелось уточнений, и пришлось отстраниться:
— Так и чё же?
— Дика, ты или дура, или… но впрочем, очень красивая и соблазнительная дура! — он полез мне под одежду.
— Ну скажи! — пошла на шантаж я, чувствуя, куда дело клонится. Ну и ладно, я не против!
— Хлороформ! — пробурчал он, расстегивая мне джинсы.
— Так он же для покойников!
— Ну да, для них самых! — усмехнулся он, продолжая начатое. Я помогала. Нихрена он не для покойников, для них формалин!
— Его берёшь на вату, вату на лицо, и дышишь! — тут он задышал мне в ухо, показывая как. А меня это жутко возбуждает всегда! Вот будто знал!
— И чё? — спросила я расслабляясь, и помогая ему раздеться.
А пила ли я сегодня таблетки? Вроде того… ладно, потом разберусь.
— И то, — он уже влез руками мне в джинсы. — Такой кайф небесный, что твой оргазм!
— Мой оргазм? — переспросила я, ёжась от сладких мурашек: — А где же он?
— Сейчас, сделаем! — выдохнул он, прижимая меня к себе, тёплым животом. Ух ты, люблю безобразия!
Оргазма, конечно, в таких условиях не словить, но приятно было даже очень!
На утро выползли, дрожа от жутчайшего холода, грязные, как свинюшки, голодные, бледные с недосыпа и похмелья. Тело ломало всюду, от жутко неудобной ночёвки. Попробуй-ка потрахайся на грубой деревяшке да в стылом подвале! Псих обругал нас с Доктором последними словами, за то, что не давали спать, вздыхая как распалённые собаки в темноте.
— Чувак, это любовь! — смеясь, ответил ему Док. А маленький Зелёнка только молчал и хмуро ёжился.
Нарыли чего-то поесть и похмелиться. Солнце наконец растопило прозрачный туман, стало веселее.
Потом Док позвонил кому-то, и долго ругаясь, напрашивался в гости.
— Тут девушка, стопщица, чувак, пойми! — нажимал он: — Как чё, ей же помыться надо! Слюни мои смыть хотя бы, — подмигнул он мне. Ну и придурок, блин! Каков великий понт — трахнуть стопщицу-панкушку! Но он мне всё равно нравится. А это ведь ни от чего не зависит.
