Теперь вот изучает какой-то менеджмент и прочие мало внятные науки, ходит в ночные клубы и прирабатывает на бирже. А к Маше прибегает, чтобы посидеть под пальмой и поболтать о всякой всячине.
Весну Маша не очень любила. Почему-то вместе с ней рождались мысли о том, что лето наступит и промелькнет и опять будет долгая, холодная ненавистная зима, темные утра и вечера. Она остро чувствовала обязанность радоваться первым листикам, теплому солнцу, и эта несвобода тяготила ее, мешала искренне изумляться легкости плаща после пудовой дубленки и кокетливо примерять подзабытые за год летние открытые наряды.
Таким вот ясным субботним апрельским днем, когда подсохнувший асфальт позволил ногам сбросить опостылевшие сапоги и скользнуть в легкие туфли, Маша шла вверх по Тверской улице — от Манежной площади к Пушкинской. Толпа была уже по-весеннему пестрой и яркой, это видела Маша даже сквозь темные очки, которые вынуждена была нацеплять на нос при малейшем солнце, выжимавшем из глаз слезы.
Она теперь даже была довольна, что прихоть Балюни погнала ее сюда. Уперлась: «Вот вы говорите, что теперь все можно купить. А я, например, сто лет не ела настоящего калача — с ручкой и гребешком, и чтобы весь был мукой обсыпан». Сколько Маша обошла булочных — нет калачей и не было давно. Посоветовали ехать на Тверскую, в знаменитую Филипповскую.
Известно, что упрямство, как и обидчивость, с возрастом растет в геометрической прогрессии. Но свои странности у Балюни были всегда. Она, например, болезненно не любила ездить туда и обратно одним и тем же маршрутом. Способов добраться от дома до работы у нее было, кажется, пять или шесть. Некоторые из них — двумя, тремя транспортами с многочисленными пересадками или длинными пешими марш-бросками. Времени они отбирали вдвое больше простого прямого пути. «Ничего, — говорила Балюня, — билет я покупаю единый, на все виды транспорта, время — мое личное достояние, зато не вижу одно и то же, одно и то же, не сливается жизнь в тупой, нудный поток».
Гастрономические ее пристрастия тоже отличались оригинальностью: квашеную капусту она густо посыпала сахарным песком, а после чая с тортом любила съесть кусочек селедки или на худой конец — бородинского хлеба. Сколько Маша помнила, чай Балюня пила всегда стоя, потому что он, по ее понятиям, успевал остыть, пока она несла чашку до стола. Несколько лет назад они с Сережей догадались подарить ей на день рождения электрический чайник, который она водрузила на стол и впервые стала пить чай сидя, по-людски.
