, ужасало ее. Она закончила институт и, когда ненавистная школа стала угнетать по-настоящему, завела речь о ребенке. Мама была еще здорова, полна сил и мечтала о внуках. Зарабатывал Саша хорошо, она толком никогда не знала сколько — он переводил с редкого венгерского языка, знал его как родной, провел детство на закарпатской погранзаставе, где служил отец, около венгерского по преимуществу села с чистенькими белеными домиками, выкрашенными внутри ярко-синей краской, по которой, гордо вытягивая шеи, плыли рисованные по трафарету лебеди… Все сходилось, да просто-напросто мало у кого были такие подходящие условия, а Саша как-то мямлил, что хочется еще пожить свободно, они, мол, толком не попутешествовали, столько замечательных мест, вот, говорят, какая красота на Байкале. Маша взрывалась, говорила, что за пять лет она и так никуда его не могла вытащить, а тут он ребенка боится — помехи… Начались скандалы. И как обычно, все разрешилось совершенно случайно.
Это было на Сережином дне рождения. Маша пришла вдвоем с мамой — Саша в тот вечер синхронно переводил какой-то венгерский фильм на закрытом просмотре. Отказаться было невозможно — выпадало такое не часто, а платили очень щедро. Под самый конец застолья один из Сережиных приятелей, сильно подвыпивший, приклеился к Маше с комплиментами и объятиями: «Ты, Маша, с каждым годом все хорошеешь. Я бы на Сашкином месте тебя одну из дому не выпускал. А еще лучше — наделал бы кучу детишек, чтобы ты на привязи сидела. — Он потянулся к бутылке и плеснул себе нетвердой рукой водки. — Кстати, чего вы тянете, детей он, что ли, не любит? Или ему одного хватает? Сколько парню уже? Он с ним хоть видится?»
Маша не очень вслушивалась в сумбурную болтовню, озабоченная тем, как бы избавиться от назойливого собеседника и сбросить с плеча тяжелую влажную руку, поэтому смысл сказанного дошел до нее не сразу. Как все пьяные, он говорил очень громко, Сережа стрелой подскочил с другого конца комнаты и силой оторвал его от Маши: «Не приставай к сестре!» Но Маша уже вышла из оцепенения: «Сережа, что он такое говорит?» — «Не обращай внимания, пьяный человек — не трезвый человек», — бормотал Сережа и прятал глаза. Но Маше почему-то вдруг стало холодно где-то глубоко внутри, в животе, и она подумала: хорошо, что мама сейчас на кухне моет посуду и не видит ее — ей казалось, что у нее ужасное лицо, чужое и страшное…
Все дальнейшие объяснения не имели никакого значения. Да, была случайная короткая связь с женщиной на пять лет старше его. Давно, еще до Маши. Он не хотел ребенка, предупреждал, что не признает его и не будет иметь к нему никакого отношения. Видел его всего однажды, когда мальчику было три месяца. Да, деньги давал, вернее, посылал почтовыми переводами, благо приработки позволяли не очень отрывать от семьи. «В моей жизни этого нет, понимаешь! Нет!»
