И вообще — у нее есть Верочка!
Хвалить храм Христа Спасителя, да что хвалить, даже просто не ругать стало дурным тоном. А Маше он нравился. Было неловко говорить об этом вслух, но она любовалась тяжеловатым силуэтом, особенно если он вдруг открывался издалека, за каким-нибудь поворотом. Ей было все равно, кто сколько наворовал на этой стройке и соответствует ли внутреннее убранство исторической правде. Ее волновала мощь храма, а главное — что вот взяли и ни с того ни с сего построили не банк, не завод, не жилой дом, а церковь. Лужкова она не любила, поэтому внутренне старалась не связывать его имя с храмом, и шуточки типа «храм Лужка спасителя» пропускала не только мимо ушей — мимо сознания. Не он же один, в конце концов, все решал. Главное было — начали строить церкви. Маша терпеть не могла не то что конфликтов — дискуссий на повышенных тонах, поэтому предпочитала промолчать или перевести разговор на другую тему.
В годы перестройки самой политизированной в семье была Балюня — как заведенная смотрела все новости и политические программы. И хотя зимой на улицу почти не выходила — панически боялась скользкоты, — как-то потребовала, чтобы Маша сопроводила ее на избирательный участок. Она не могла примириться с тем, что парламент будет сформирован без ее голоса. Машино предложение вызвать урну домой отвергла с гневом: «Ты что, совсем не соображаешь, именно тут легче всего сфальсифицировать!» Некоторое время была горячей поклонницей Явлинского и все шутила, что, пожалуй, готова пойти за него замуж. Потом ничего не подозревавшему жениху за что-то была дана отставка. Впрочем, Балюнино сердце не могло долго оставаться свободным, и после некоторых размышлений она стала серьезно обдумывать кандидатуру Немцова.
В свою пору Маша по настоянию брата ходила с ним на проельцинские демонстрации, но постепенно все меньше и меньше разбиралась в хитросплетениях, интригах и прочих тайнах кремлевского двора. «Да, я обыватель, — отмахивалась она от Сережиных упреков, — мне что надо — чтобы не было войны и железного занавеса, а была свобода слова и росло благосостояние, — подумала с минуту, — и чтобы строили церкви». Сережа хохотал, что ее с такой программой надо запустить в Госдуму, а она твердит, что политикой не интересуется.
Маше всегда хотелось простоты и ясности, а если уж не получается быть всем заодно, пусть будут «красные» и «белые», «наши» и «не наши». Но никогда в жизни она не посмела бы заикнуться, что ей смертельно жаль любимых Армении и Крыма, которые теперь заграница, или что до сих пор она вспоминает, как здорово бывало строиться на торжественные пионерские линейки и как замирало сердце, когда доходила ее очередь встать в почетный караул под знаменем дружины. Осудят!
