Ночь, с черным беззвездным небом, погрузила Нижний парк в бархатистую тьму, рассеиваемую кое-где желтой подсветкой и мощным сиянием луны.
Ледяной взгляд прозрачных голубых глаз молодого человека устремился на нее — особенную сегодня, в своем кровавом полнолунье. Лента Морского канала с алым лунным отблеском устремлялась вдаль, соединяя Большой каскад с морем.
— Известно тебе, как Самсон[2] потерял свою силу? — прозвучал холодный голос обладателя прозрачных глаз, подстроившийся под музыку, лившуюся подобно струе по невидимому каналу.
Катя едва заметно покачала головой.
— Он доверился женщине, — последовал невозмутимый ответ. — Его возлюбленная Далила пообещала филистимлянским правителям за вознаграждение выведать секрет силы Самсона. Необыкновенное могущество Судей Израиля заключалось в длинных нестриженых волосах, его косы были, как солнечные лучи, без которых солнце теряет силу.
— И что же?
— Ничего, — пожал плечами молодой человек. — Остригли его «как козленка»[3], пока он спал на коленях Далилы, ослепили, заковали в цепи и бросили в темницу.
Девушка хмыкнула.
— Как я только не догадалась. Семь бед — один ответ: виновата женщина.
Лайонел засмеялся, взял ее за руку, перевернув вверх ладонью, и провел мизинцем по линии жизни.
— Страсть к женщине губительнее самого страшного оружия.
— Я не понимаю тебя! — резко вырвала руку девушка.
Золотистые брови приподнялись.
— Неужели? А мне казалось, я умею четко донести информацию.
Катя растерянно смотрела в ледяные голубые глаза, не понимая, как он может быть так спокоен, беспечен и даже весел.
— Я не верю, — нерешительно начала она и махнула на водную феерию перед ними, — мы тут, как на экскурсии, тем временем, когда твой драгоценный город… — Девушка осеклась и умолкла.
Лайонел долго ничего не говорил, глядя даже не на нее, а как будто сквозь, потом спокойно произнес:
— Грамотно созданная империя не разваливается в ту же минуту, как только ее создатель немного отходит в сторону, чтобы полюбоваться.
— Но там война! — воскликнула Катя, во все глаза глядя на своего невозмутимо-прекрасного собеседника.
— Да, я заметил. — Лайонел коснулся золоченой вазы на перилах, пробормотав: — Какая удача, что вампирские войны не уничтожают памятники архитектуры.
— Это все, о чем ты сейчас можешь думать? О памятниках?!
— Нет, не все. — Он бросил взгляд на кровавую луну и двинулся к каскадной лестнице, ведущей в парк. — Нам пора! Ты стоила мне так дорого, что я хочу пораньше сегодня лечь в постель.
