Девушка некоторое время смотрела на черные волны за окном, а потом недоверчиво прошептала:
— Ты позволил мне бросить в дурацкий фонтанчик золотую монету дьявола, которая так сильно нужна Теофано и его дочери?
Лайонел наклонился и прикоснулся губами к ее шее.
— Такого я не делал даже для самой длинноногой блондинки.
— Но мы могли бы им помочь! — не унималась Катя. Он усмехнулся, взял ее за подбородок и, приподняв голову, произнес:
— Бесенок, им помочь не сможем ни мы, ни кто-то другой. Если в твоих покровителях сам дьявол, заступничества Бога не жди. Предашь того, кто всю жизнь стоял за твоим плечом, и будешь платить.
— Да, но Каридад ведь ни в чем не виновата!
— Находишь? — Лайонел скептически оглядел ее. — Я всегда тебе твердил, что знакомых нужно выбирать тщательнее.
— Знакомых, может быть! А родителей не выбирают!
— Каридад любила и гордилась своим отцом, зная, чем он занимается. Как видишь, любовь сгубила обоих. Его она уничтожила, потому что поселила страх, а ее убила, потому что была главной червоточиной чистого сердца. И вот в чем вопрос: любовь — драгоценность или наказание?
Катя ощутила, как сердце в груди точно шевельнулось. Она сама не заметила, как вцепилась молодому человеку в плечи.
— Ты говоришь про нас? — Голос ее предательски дрогнул. — Нашу любовь ты считаешь цепью с якорем, крестом и наказанием?
Он опустил глаза.
Девушка сжала на его плечах белоснежную рубашку, благоухающую ледяным ароматом.
— Ответь!
Лайонел вновь в упор посмотрел на нее.
— Я уже ответил.
В сводах подземного мраморного сада, белого, точно снег, со множеством прекрасных скульптур, грохотал голос:
— Ничтожество! С каким превеликим удовольствием я бы вытряхнул тебя из этого бесполезного тела! Ты просто позволил ей уйти вместе с ним! Слабак! — Старец в пурпурных одеждах положил сморщенную руку с длинными ногтями на голову скульптуре голого мальчика с крыльями, и миловидное детское лицо рассыпалось под нажимом пальцев.
Темноволосый молодой человек, одетый в вечерний костюм, плотнее сжал губы, его изумрудные глаза смотрели на Создателя. Тот усилием своей великой воли не позволял ему отвести взгляда.
— Отец, — вмешался стоящий рядом мальчишка с серыми, как пыль, ресницами, обрамляющими янтарные глаза, — Вильям не мог ничего поделать, я тому свидетель, ягуар воспользовался своим особенным даром!
— Молчи! — пророкотал Цимаон Ницхи. — Атанасиос, ты разочаровал меня, дерзкий неблагодарный выродок!
