— Королева сама подвергла опасности свою мечту, затеяв за спинами своих министров и советников любовную интрижку, — заявил он, исторгнув из уст Айви возмущенный вопль. — Точно так же необдуманные поступки моей сестры поставили под сомнение ее свободу и благополучие.
Айви прищурилась.
— Полагаю, теперь ты скажешь, что я подвергла опасности свое благополучие, уехав из дому в одиночестве и в мужской одежде?
— А разве нет?
Он мог бы сказать, что она подвергла опасности их обоих, упав в его объятия, но благоразумно промолчал. Она лишилась девственности, а он — всех преград, которые сам воздвиг вокруг себя после смерти Аурелии. Но все это уже нельзя было изменить.
— Чтоб вас разорвало, лорд Харроу!
Сарказм вернулся, подумал Саймон. Уже хорошо.
— Вы так и не поняли самого главного. Вы не поняли меня!
У Саймона застучало в висках.
— Что же я должен был понять?
— Люди далеко не всегда стараются избегать опасности. Мужчин учат подвергать себя опасности с детства, поэтому мальчишки заставляют своих коней перепрыгивать через ручьи и каменные ограды.
Айви подошла так близко, что аромат ее волос и кожи смешался с мужскими запахами шерстяной одежды и накрахмаленного воротничка, образовав столь причудливую соблазнительную смесь, что маркизу пришлось сделать над собой усилие, чтобы уследить за ходом ее мысли.
— Неужели тебе не приходило в голову, что Гвендолин имела веские основания сделать то, что сделала? И хотя ее действия, вне всяких сомнений, были неблагоразумными, они были вызваны отчаянием и непреодолимым чувством разочарования, вечными спутниками женщины.
Она ткнула пальцем маркиза в грудь, как будто он лично был ответственен за разочарования Гвендолин… и ее, Айви, Тоже.
Он взглянул на короткую записку, которую машинально сжимал в кулаке. Неужели исчезновение Гвен — его вина? Он всегда старался быть хорошим братом, хотя, конечно, за месяцы после смерти Аурелии отдалился от сестры. И все же знай он о ее чувствах к Колину, он не отнесся бы к их любви неодобрительно. Его сестра была совсем юной, поэтому он настоял бы на ухаживании в течение года, а после этого дал бы согласие на помолвку.
Но его держали в неведении. Сестра и якобы лучший друг предпочли тайком сбежать, наплевав на приличия и Гвендолин едва не оказалась обесчещенной. После такого и речи не могло быть о продолжении отношений между ними. Ни один ответственный старший брат не повел бы себя иначе, и Гвендолин не могла не понять, что он только ради ее блага определил ее к королеве.
