О, что за зрелище! Айви не сводила потрясенного взгляда с массивного, но на удивление изящного мужского торса. Она, раскрыв рот, следила, как дыхание изменяет очертания его тела.
— Айви!..
Его низкий голос и легкое прикосновение руки к щеке вернули ее к действительности. С некоторым удивлением она обнаружила, что к ней даже голос вернулся.
— В книгах, — пискнула она, — никогда не изображали ученых, которые были бы красивы, как боги. Галилей уж точно выглядел хуже тебя. — Она тронула твердую, словно камень, грудную мышцу и в восторге ахнула. — Боже правый!
— Борьба и гребля.
— Что?
— В Кембридже я занимаюсь не только наукой.
— Вот как?
Айви захотелось потрогать эти мышцы, желательно каждую по очереди, почувствовать, как они прижимаются к ее обнаженному телу. Она снова ухватилась за повязку, желая немедленно от нее избавиться.
Саймон поймал ее руки.
— Позволь мне.
Слой за слоем он снимал шелковые ленты, и Айви чувствовала себя все легче и свободнее, хотя почему-то одновременно становилось труднее дышать. И вот наконец остался только один слой легкой ткани. Саймон с шумом втянул в себя воздух, а Айви задрожала, словно от холода. Но ей вовсе не было холодно. Ее кожа горела от желания. Зажав двумя пальцами конец ленты, Саймон наклонился к ее губам, но прежде, чем завладеть ими, прошептал:
— Мне сделать это, милая?
— Если ты это не сделаешь, то уж точно сделаю я! — выпалила она.
Довольный смех маркиза показался ей электрическим импульсом, пронзившим ее тело. Айви чувствовала, что все ее нервы обнажены. Сердце колотилось так, словно намеревалось пробить грудную клетку.
Но вот последний покров был снят, и прохладный воздух погладил ее обнаженную грудь, заставив отвердеть соски. А от жадных взглядов Саймона ее бросило в жар.
Он накрыл ее грудь широкой теплой ладонью и принялся теребить подушечкой большого пальца напряженный сосок. Айви задрожала и почувствовала влагу между ног. Пожирая ее взглядом, маркиз пробормотал:
— Ты самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
В глубине души Айви усомнилась в правдивости этого утверждения, но это не помешало ей наслаждаться его словами. Ее соски тянулись к нему, жаждали прикосновения его губ. И Саймон не обманул ее ожиданий. Склонившись к ее груди, он обвел языком сосок, а потом всосал его.
Если бы не вес маркиза, прижимавшего Айви к кровати, от граничащего с болью наслаждения, пронзившего ее тело, она вполне могла упасть на пол. А так она лишь выгнулась, вжимаясь в его тело, и застыла, вся во власти блаженства, которое дарили ей его губы и руки.
