– Прошу тебя, постарайся, – озабоченно произнес Джек. – Лилиан втемяшилось выпустить фильм до шестидесятилетнего юбилея студии, – пояснил он. – Мы могли бы прислать тебе кого-нибудь в помощь. Только скажи.
– Ради бога, вот только этого ремесленничества мне не хватало, – раздраженно пробормотала она. – Не надо никого мне присылать. Постараюсь уложиться. Но ничего не обещаю.
– И на том спасибо, – подвел итог Джек.
– Вы, Хадсоны, умеете загнать человека в жесточайшие рамки, – прокомментировала Сэс.
– Я бы мог загладить вину тем, что пригласил бы тебя поужинать вместе… как-нибудь, – сказал он и спешно удалился, оставив ее на пороге собственного дома в растерянном недоумении.
Когда Джек совершенно скрылся из виду, Сэс не придумала ничего лучше, кроме как вернуться в дом.
– Кто этот дядя, мамочка? – строго спросил ее Тео, наблюдавший встречу через кружево занавесок на окне.
– Да так… один надоедливый господин, – утомленно ответила она.
– Простите, я не могла оторвать его от окна, – объяснила няня.
– Ничего страшного не произошло, Мария.
– А ты его знаешь? – допытывался сын.
– Не очень близко, дорогой, – ответила она.
– А он еще придет? – выяснял Тео.
– Надеюсь, что нет, – совершенно искренне ответила ему мать.
– И я тоже, – покивал мальчуган.
– Почему так? – удивилась мать.
– Он расстроил тебя. Я его не люблю, – ревниво объяснил малыш.
Джек вошел в гостиную особняка Хадсонов, которая в будни и выходные служила то залом заседаний, то артистическим салоном, а теперь против обыкновения пустовала.
– И где же люди? – с удивлением развел он руками.
– То есть? – парировала удивление Лилиан Кольбер.
– Я думал, ты пригласила Сэс на семейный ужин.
– Пригласила, – кивнула бабушка.
– Ну и где же все? – с ударением на каждом слове повторил свой вопрос внук.
Бабушка любила демонстрировать свою власть и делала это при каждом удобном случае. Вот и теперь она не торопилась с ответом, считая негожим королеве отчитываться перед подданным.
По мере продолжения паузы нервозность Джека возрастала. Так обычно случалось в детстве, когда его, шкодливого мальчишку, после каждой оплошности она буквально прогоняла через жернова разительно переменившегося отношения и подчеркнутой отчужденности, так что он вынужден был сам идти к бабушке с повинной, сознаваться во всех проступках и молить о прощении, лишь бы прекратить эту изощренную пытку молчаливым укором.
С незначительными изменениями эта практика сохранилась и до последнего времени. Так что Джек не на шутку струхнул, увидав горделиво приподнятую левую бровь своей бабушки и в который уже раз натолкнувшись на несокрушимую стену молчания.
