Шофёр Жора в матросском тельнике, загорелый, жилистый, уже знакомый тем, кто наезжает сюда не впервые, встречал нас на автобусе: "Минут через 25 будем на месте", – изрёк уверенно, крутя баранку микроавтобуса "Форд". Узкое шоссе змеилось посреди бескрайней крымской степи, сильный ветер трепал сухой камыш в плавнях. На горизонте синели горы: "Вон Карадаг. А вон профиль Волошина", – наперебой кивали по сторонам Лопусов и Бондаренко, не раз участвовавшие в Гумилёвском фестивале.
Тёмным свинцом матово блеснуло вдали море. Понт Эвксинский (гостеприимное), Караден-гиз (чёрное, негостеприимное), Киммерийское, Скифское, Синее, Таврическое, Сурожское, Святое… По-разному называли на протяжении веков этот щедрый подарок Бога греки и римляне, скифы и сарматы, генуэзцы и готы, турки, донские, запорожские казаки и суворовские чудо-богатыри, оставившие свой след на этих благословенных пространствах!
Коктебель в переводе с тюрского – "страна синих гор". Сюда, где, по словам Волошина, "теплятся лампады Семизвездья", издавна влекло русских поэтов. Коктебельское бытование Волошина, сделавшего свою дачу пристанищем для певцов, музыкантов, поэтов и художников, стало весёлой и праздничной страницей в истории русской поэзии. Великие имена причастились этому месту – Гумилёв, Цветаева, Ахматова, Мандельштам…
Посёлок сильно расстроился за последние 20 лет. Частные дома, пансионаты, постоялые дворы, харчевни и шашлычные стоят впритык – кажется, можно с балкона пожать руку жильцу соседней гостиницы. Коктебель с населением всего в 3200 человек летом принимает до ста тысяч отдыхающих – этим и кормится. Самая распространённая реклама на улицах – "сдаётся жильё".
Коктебельская весна в этот год выдалась поздняя, неприветливая – деревья в середине апреля стояли голые, и лишь яркая трава упруго пружинилась из-под земли. Вишни, которые было зацвели в предыдущие тёплые дни, теперь застыли в недоумении, не зная, что им делать дальше.
Небо все три дня было затянуто пеленой облаков, дул рваный ветер, нередко сбивавшийся на дождь, тоже шквальный и порывистый, и лишь дважды на побережье выглянуло долгожданное солнце – на время вручения Гумилёвской премии (что было сочтено хорошим знаком) да в день нашего отъезда на Вербное воскресенье.
Море штормило, нагоняя на съёжившийся берег белые буруны волн. Чугунный Волошин на набережной (памятник поставлен в прошлом году стараниями Вячеслава Ложко) зябко кутался в излюбленную им хламиду на пронизывающем ветру Киммерии. Даже кондиционер в уютном пансионате "Левандовский", словно устав, тяжко вздыхал всякий раз перед тем, как снова начать гнать тёплый воздух в выстуживаемые весенней непогодой номера.
