Узнаю в Лобачевском брата,
И линию жизни соскребаю с рук.
Чтобы потеряться в мире параллельном,
Где никто не встречается с тем,
С кем хотелось бы в час расстрельный
Пережёвывать виноград поэм.
Видишь, надуваются пузыри
На воде, не живой не мёртвой.
А Рима всего лишь три,
И каждый из них четвёртый.
А когда я выгуляю всю маету,
Дайте мне кисть колонковую,
И я подведу черту,
Параллельную и незнакомую.
Откроется последний клапан,
Выпорхнет чумовая звезда,
И планета в геометрическом коллапсе,
Улетит неизвестно куда.
Олег ДОРОГАНЬ «МИР ТЕСЕН И ХРУПОК...»
ПОСЛЕДНИЙ РИМЛЯНИН
В российской глубинке, в древнем граде Ельне, в окружении некогда многолюдных деревень, нынешними руинами своими напоминающих останки и Первого, и Второго Рима, проживает поэт Олег Дорогань. В своём поверженном Третьем Риме он очень даже похож на последних античных поэтов, сохранивших и после Алариха, и после Гейзериха, и даже после Аттилы отеческий дух если не в пределах бывшей империи, то уж точно в своём сердце и даже в своём упрямо не варварском образе жизни.
Разница только в том, что Второй Рим рушился долго, ещё долго истаивала на древних камнях его культура, а ещё не истаяв, стала она потихонечку прорастать и в варварах. А Третий Рим исчезает стремительно, и главный удар новых готов и гуннов нацелен не столько на его камни, сколько в его русскую душу. Так что поэту Олегу Дороганю довелось, подобно Клавдиану, современнику императора Гонория, питать надежды недремлющими своими тревогами, затем, подобно Августину, автору горестного произведения "О граде Божьем", не только оплакивать свой родной Град, но и винить себя и своих соотечественников в его гибели, а затем, как Боэцию, свыкнуться с тем, что есть. И уповать лишь на свою веру и на волю Божью.
Хотя и не так-то просто это ему далось:
Чтоб слышалось окрест,
К чему твердить о том,
Что следом тяжкий крест
Понёс ты за Христом?
Свой тайный, тяжкий свой
Неси же по Руси,
Но о стезе такой
Зазря не голоси.
Идёшь – не возгордись:
От пястей и до пят,
В своей борьбе за жизнь
Ещё ты не распят!
В Олеге Дорогане мне проще представить последнего поэта Третьего Рима (и того Рима, в котором поэт когда-то жил, и того, который теперь остался доживать в поэте) прежде всего потому, что Олег Дорогань в поэзию пришёл из русской воинской касты, которая даже после октября 1917 года сумела вернуть себе свой аристократизм и в бытовом, и в духовном его значениях (ах, я ещё помню, как наших офицеров украшали не только сверкающие позументы, но и приданная им вместе с ощущением собственного особого достоинства осанка!).
